не пользуетесь ей? Это их весьма оскорбляет, вы ведь пренебрегаете таким великим даром.
— Ах, всё очень просто, не хочу быть блохастым комком шерсти и выть на луну. К тому же моей обычной силы мне хватает.
— Вервольфы только что объявили на вас охоту и назначили цену за вашу голову.
— Пусть выстраиваются в очередь. У меня много врагов, одним больше, как говорится. Никого страшнее демона бюрократии я уже не встречу.
— Неожиданно. И всё-таки, последователи великого воплощения бюрократии негодуют. Тысячи из них устроили в комментариях под трансляцией настоящую войну. Вам чего только не желали, модераторы устали удалять их гневные комментарии.
— Что сказать, — я тяжело вздохнул. — Меня ждут новые иски?
— Тысячи я так полагаю. Они уверены, что вы их оскорбили.
— Думаю на следующие две тысячи лет галактические адвокаты и судьи будут обеспечены работой. Сколько бумажек предстоит перевернуть, на радость всем бюрократам. Любители бумажных посиделок до двух ночи будут просто счастливы.
— Определённо, как будете выстраивать свою защиту в суде?
— Найму пару адвокатов, пусть насобирают пару гор документов. Затем загрузим всё это в самосвалы и вывалим перед зданием суда. Если судья после этого не поймёт, что я невиновен, то я не знаю как на него повлиять. И вообще, вы обещали важные вопросы. Где они?
— Сейчас, господин. Какова ваша роль в уничтожении Вурдалачьей звезды? Говорят, она мирно пролетала мимо вашей планеты, а вы решили напасть. Это акт неспровоцированной агрессии.
— Они сами напали на нас, хотели захватить нашу планету, мы их разбили. Где-то далеко на северном полюсе моего родного мира до сих пор обитают механоиды. Мы их так и не добили.
— Ваши фанаты в комментариях утверждают, что это вы лично победили их всех. Один.
— Один? Даже без армии нежити? — Удивился я.
Тут у гоблинов отвисла челюсть, и они переглянулись.
— О великий Максим, об этом написано много книг. И даже снято три фильма. О том как вы лично уничтожили целую планету. Один. Даже без помощи своей нежити. А затем в одиночку перебили всех вторгнувшихся механоидов. Вы хотите сказать, что всё было иначе?
— Эм… нет… всё так и было. Следующий вопрос.
— Правда ли что у вас в гареме сорок женщин?
— Всего три, правда этого достаточно, они часто ругаются.
— А которую из них вы любите больше всех?
— Вы хотите, чтобы я забыл дорогу домой?
— Ха-ха, справедливо. Тогда расскажите нам о других близких вам. Например, о легендарном Личе. Как он там поживает?
— У него всё прекрасно. Недавно он вступил в секту любителей микроволновок. Теперь он ходит в балахоне, цепляет на себя железяки и часами может ковыряться отвёрткой в старом холодильнике. Это делает его счастливым.
У гоблинов чуть челюсти не отвисли. В их голове такое не укладывалось.
— То есть он уже не величайший маг из всех неживых?
— От магии он не отказался, но настоящая магия для него это старая трансформаторная будка.
— Почему?
— Потому что она бьёт током не хуже, чем молния с неба. Но это его не останавливает, никакие риски не перевесят его жажду что-нибудь починить, даже если это никому не нужно и опасно для здоровья.
— Выходит ваш ближайший сподвижник стал таким же, как и вы, некромантом-инженером?
— Вы преувеличиваете его технические способности, в последнее время он умеет собирать только бомбы. Даже старый унитаз после его ремонта становится весьма взрывоопасным. Да и как некромант он плохо справляется, не держит подчинённых в чёрном теле. Никакого угнетения в отношении подконтрольной нежити, совсем разучился быть тираном. Разбаловал он их, даже права стали требовать, наглецы.
— А вы значит сторонник жёсткого правления?
— Разумеется, если регулярно не показывать кто тут главный твои собственные скелеты разленятся. Любому некроманту жизненно необходимы навыки жестокого тирана. Иногда можно удовлетворять требования нижестоящих если они разумны, но в целом ваш курс должен быть жёстким.
— А в отношении живых?
— В отношении живых я куда мягче, даже менее склонен к репрессиям.
— И всё-таки ваше правление считают мудрым. Многие вам подражают.
— И кто же?
— Многие правители галактики считают вас весьма справедливым и умным, хоть и молодым.
До чего культ личности дошёл, сделали из меня звезду. Знали бы они меня настоящего.
— Возможно они правы.
— Труд правителя весьма нелёгок. — Сказал гоблин с сочувствием.
— Несомненно, люди жрать хотят, зомби кусаются, соседи хотят тебя убить и ограбить. И всё же это куда легче чем выплачивать кредиты и работать пятидневку не нелюбимой работе. Я ненавижу системный апокалипсис, но в чём-то моя жизнь и вправду стала легче.
— Однако вы восстали против системы. Почему же вы это сделали если ваша жизнь стала лучше? Могли бы просто наслаждаться.
— Моя стала лучше, но очень немногие могут этим похвастать. 99% умерли или стали нищими. Только некоторые сумели подняться, так работает система. Убивай, чтобы стать самым сильным, чтобы потом убивать ещё больше.
— Значит вы боритесь за справедливость для народов галактики?
— Я борюсь за то, чтобы система больше не уничтожала миры, не обращала их население в зомби, города в могильники, а цивилизации в прах.
— Красиво сказано. — Закивал гоблин. — Значит ваша борьба справедлива. Но сторонники системы утверждают, что системный порядок вечен и естественен. Что жить иначе нельзя.
— Сторонников системы всё меньше. Скоро говорить такое будет некому.
— И всё же разве они не правы?
— Нет не правы. Раньше сильный пожирал слабого. Выходит, я должен сожрать вас обоих? Вы же гоблины, вас жрут все, кто хотят. И вообще, говорят, гоблинские лапки под сладкими соусами весьма неплохи.
Оба зеленомордых занервничали. Они не знали шучу я или серьёзен.
— Господин, вы же не станете.
— Скормлю вас обоих своим оркам. У них на гоблинов большой зуб.
Вот теперь оба носатых испугались всерьёз.
— Пощадите, о великий Максим. Нам говорили, что вы милосердны. Солнцеликая учит прощать других.
Тут я вспомнил как Солнцемордая продавала в рабство целые народы.
— Конечно, она добра и потому вас не тронут на этом корабле. Можете не бояться. У нас все равны и все важны.
Оба гоблина выдохнули. Знали бы они какая она на самом деле не стали бы даже приходить сюда. Некоторое время они что-то высматривали в своих бумажках, а затем
