меня здесь подруга, Алина. Я хочу ее найти и вытащить из этого ада! Ты можешь мне помочь?
Маша задумалась. Потом протянула:
– Честно говоря, я и не знаю… Здесь, на турбазе, много домиков – может, в одном из них ее и держат. Но я ни разу не видела никакую Алину. Мою соседку звали Катей, мы с ней успели познакомиться. Не знаю, получится ли у тебя спасти подругу – мне кажется, надо самим выбираться отсюда. Иначе мы закончим точно так же, как и Катя…
– У тебя есть какие-то идеи? – с интересом посмотрела я на девушку.
Маша казалась мне умной и сообразительной, к тому же она хоть и была напугана, но в панику не впадала. В людях мне всегда нравились рассудительность и спокойствие, поэтому я испытывала симпатию к своей новой знакомой.
– Я много думала над побегом, – вздохнула Маша. – Вот только пока никаких дельных идей у меня нет. Окно в комнате не разобьешь – оно пластиковое, да еще и не открывается. А в форточку даже ты не пролезешь, уж не говоря обо мне. Я намеревалась найти хотя бы кого-нибудь из ведущих, вменяемого, но, кроме этих двух грымз – психолога и медсестры да их дружка-верзилы, здесь никого нет. Я даже не видела других участников, кроме Саши. Он встречал меня, когда я приехала, и показался мне хорошим парнем. Вот ему повезло – он действительно выполнял задания, только на последнем «срезался». Александру проект помог, но почему нас-то они так ненавидят? Не понимаю, за что ко мне так относятся – может, потому что я слишком толстая? Как думаешь? Хотя я не одна такая, вон Софья Павловна – вообще бомбовоз, и никто над ней не издевается!
– Ты не такая толстая, как о себе думаешь, – заметила я. – И не в этом дело. По твоим словам выходит, что меня тоже ненавидят, верно? И соседку твою за что-то изводили, и Лизу. Хотя мы ничего особенного не делали – всего лишь записались на проект!
– Может, они девушек убивают, а парням задания дают? – предположила Маша. – Тогда иначе как дискриминацией это не назовешь. Это несправедливо!
– Ладно, главное сейчас – успокоиться и хорошенько обо всем этом подумать, – заявила я. – Еду нам приносят отдельно, групповых сессий и тренингов у нас нет. Я попробую что-нибудь сообразить, возможно, найду выход из этой ситуации. Скажи, Маша, ты не знаешь, сколько домов находится на турбазе? И где живут медсестра, психолог и Вадим, громила, который все время рядом с Верой?
– Я точно не знаю, но мне кажется, они все вместе в одном доме живут, – заявила Маша. – Вместе с организаторами проекта, которых я никогда не видела. Когда я ехала на проект, мы проезжали большой такой двухэтажный дом с надписью «Кафетерий». Там, наверное, еда поближе к нормальной. Они же питаются не такими помоями, которые нам скармливают! Как я поняла, у тебя тоже не слишком вкусная еда, а в кафетерии, поди, и кофе есть! Если б кто знал, как я мечтаю о чашке горячего капучино!
– А я бы не отказалась от крепкого эспрессо, – хмыкнула я. – Ты, стало быть, днем приехала? И встретил тебя Александр, верно?
Маша кивнула. Потом проговорила:
– Я думаю, Александр может нам помочь. Надо его найти и рассказать, что тут творится. Может, он даст нам телефон, чтобы позвонить в полицию? Я ведь видела, как Кате было плохо, могу рассказать, что с ней происходило!
– Вот только Александра я так больше и не видела, – заметила я. – Ладно, мы с тобой уже долго в туалете торчим, если Вера или Софья Павловна увидят, что мы отсутствуем в наших комнатах, еще что заподозрят. Не сможем же мы утверждать, что у нас коллективная диарея. Да и мне надо как-то избавиться от моего обеда…
– Засунь его в носки! – посоветовала мне Маша.
Я усмехнулась, представив, как буду проворачивать подобный фокус с супом. Но над ее словами стоило подумать, в конце концов, суп можно куда-нибудь вылить.
Мы вышли из уборной. К счастью, никого на втором этаже не было, и мы быстро вернулись в свои комнаты.
Я не видела смысла пихать еду в свои носки – в конце концов, в номере имеется камера, и мои ухищрения сразу станут заметны.
Вопрос в том, как Маше удавалось провернуть этот фокус с носками и почему ее до сих пор за этим делом не застукали?
У меня имелся лишь один вариант ответа на этот вопрос, и он, по сути дела, был самым верным. Скорее всего, камеры просматривались редко, организаторам было лень проводить каждодневную проверку.
С этими мыслями я взяла пиалку с супом, вылила ее содержимое во второе блюдо – тушеную картошку, залила всю эту похлебку компотом, после чего выбросила еду в унитаз.
Оставшийся день прошел практически без происшествий. Ко мне заходила Софья Павловна, заставляла пить таблетки, а на ужин принесла пиалу с вареными макаронами без всякой подливы.
Услышав шаги, я улеглась на кровать и закрыла глаза, изображая из себя спящую.
Медсестра поставила поднос на прикроватную тумбочку, принялась меня будить, однако я упорно не хотела «просыпаться».
Когда я почувствовала оплеухи, то открыла глаза, промычала нечто невразумительное и повращала глазами, копируя поведение Лизы.
Софья Павловна посмотрела на меня, в ее взгляде промелькнуло удовлетворение. Она объявила, что пора ужинать, но я снова привалилась к подушке и закрыла глаза.
Тогда «сова» ограничилась тем, что скормила мне очередную таблетку, которую я выплюнула так же мастерски, как и раньше.
Софья Павловна наконец-то от меня отстала – скорее всего, я смогла обмануть ее своим спектаклем и она поверила в то, что я скоро совсем начну пускать слюни и ничего не смогу делать. То есть превращусь в точно такой же «овощ», каковым стала Лиза…
Она сказала, что я должна съесть ужин, как только проснусь, и ушла, не выключив свет. Маше она, судя по всему, уже принесла еду, а Лизе скормила очередную порцию таблеток – я услышала, как она спускается по лестнице вниз своей тяжелой походкой.
Когда шаги стихли, я принялась раздумывать над планом дальнейших
