дубы, которые росли там ещё при последнем царе, которому так и не удалось стать батюшкой для своего народа.
Но в любом случае дубы лучше, чем новостройки, которые и так растут повсюду, как грибы после дождя, притом не только летнего. Кроме старых дубов достопримечательностью Старого парка считалось Русалочье озеро. Честно говоря, неизвестно, кто и когда видел на его берегу русалок, зато вокруг озера росли старые ивы, опускающие свои длинные плакучие ветви на гладь озёрной воды. Летом на озере гнездились дикие утки, которые выводили в его прибрежной растительности забавных утят и плавали с ними по озеру всё лето. На зиму утки вместе с подросшим потомством благоразумно улетали в тёплые края. Так что сейчас уток на озере не было, да и само озеро было покрыто льдом и припорошено снегом. По выходным снег разгребали местные любители покататься на коньках. При этом обметали озеро обычными дворницкими мётлами. Судя по всему, Русалочье озеро и не думало обижаться за то, что люди нарушали его зимнюю дремоту. Какое-никакое, а развлечение. Кто знает, может, и русалки сквозь толщу льда подглядывали за резвящимися и хохочущими конькобежцами.
Для Максимовича было важным то, что в «Заячью лапку» редко заглядывали так называемые посторонние или чужие, то есть не жители этого района. А в этом районе у него знакомых не было.
Мирославе же в принципе было всё равно, где встретиться с Эдгаром. Главное, чтобы его информация хоть на один шажок помогла продвинуться в деле по убийству Гурьяновой и, может быть, Горшковой.
– Кто звонил? – спросил Морис и в шутку предположил: – Поклонник?
– Всё может быть, – отозвалась она, но, поинтриговав Миндаугаса пару минут, призналась: – Звонил Эдгар Максимович.
– Что ему нужно?
– Говорит, что вспомнил о чём-то важном.
– О чём, не сказал?
– Завтра скажет. Мне утром нужно будет отправиться на встречу с ним в «Заячью лапку».
– В кафе за Старым парком?
– Угу. Поедешь со мной?
– Если возьмёте.
– С превеликим удовольствием. А теперь давай спать.
– Хорошо, спокойной ночи.
– Спокойной. Потушишь камин?
– Как всегда.
Едва хозяйка поднялась на ноги, Дон проснулся и поспешил следом за ней.
Ночью было тихо. На безлунном небе перемигивались звёзды.
Утром Морис не стал будить Мирославу, отметив про себя, что зимой её сон стал длиться дольше. Накануне она даже сожалела то ли в шутку, то ли всерьёз о том, что люди не медведи и не приспособлены к тому, чтобы всю зиму спать в тёплой берлоге.
Наконец она проснулась сама, спустилась вниз, пробормотав:
– Доброе утро, – заварила крепкий чай, бросила в чашку дольку лимона и с удовольствием выпила.
– На завтрак у нас творожная запеканка. Ничего? – спросил он.
– Хорошо. А сыр у нас есть?
– Когда же у нас его не было, – ответил он, выставляя на стол сырную корзину.
Мирослава любила сыры местных фермеров. Поэтому Морис отказался от своих приобретённых в Европе сырных предпочтений и перешёл на местную продукцию. Тем более что сделать это при взаимной санкционной политике России и Запада не составило труда. После завтрака он положил перед ней распечатку данных о жёнах Гурьянова, которые прислал на их почту Наполеонов.
– Когда только ты всё успеваешь, Морис, – довольно промурлыкала она, – и распечатка, и завтрак.
– Встаю с петухами, – пошутил он.
– А я с котами, – лениво потянулась она.
«Оно и видно», – подумал про себя Морис, но вслух ничего не сказал.
Мирослава тем временем не отрывала взгляда от распечатки. Миндаугас перед тем, как передать бумагу ей, прочитал её сам и не обнаружил ни одной зацепки, поэтому не мог понять, отчего Мирослава так тщательно её изучает. «С неё станется, – подумал он, – захочет познакомиться со всеми оставшимися в живых жёнами. Нам ещё повезло, как это ни кощунственно звучит, что их в наличии на данный момент только две. Зато одна из них умудрилась переселиться аж на Дальний Восток». Морису не хотелось туда ехать, несмотря на все приписываемые этому району красоты.
– Поедем, – сказала Мирослава.
Морис, поглощённый своими мыслями, аж вздрогнул:
– Куда?!
– Чего ты так кричишь? – удивилась она. – В «Заячью лапку». Или ты передумал? Так я и одна могу съездить.
– Нет, нет, – поспешно проговорил он и объяснил: – Я просто задумался о своём… – он не знал, что сказать.
– О девичьем, – подсказала она с иронией, которую он не уловил и поэтому переспросил недоумённо:
– О девичьем?
– Так говорят, – улыбнулась она, – мол, задумалась о своём, о девичьем.
– Но я же не девушка, чтобы думать о девичьем, – на полном серьёзе возразил Миндаугас.
Мирослава расхохоталась:
– Вижу, что не девушка. Поехали уже, счастье моё мальчиковое.
Он опять ничего не понял, но мысленно ухватился за слово «поехали» и отправился выводить машину из гаража. Даже не спросил, «Волгу» или «БМВ», решив самостоятельно, что стриптизёр не нищая пенсионерка и не бедный интеллигент, пашущий на двух работах, поэтому вполне переживёт наличие у детективного агентства «БМВ».
Вот только машину Мирослава всё равно распорядилась оставить на стоянке перед парком. Пешком они прошли по главной аллее почти до конца, потом свернули на одну из ответвляющихся тропинок и оказались возле входа в «Заячью лапку».
Тихо звякнули за их спиной колокольчики, когда они вошли внутрь. Максимович, сидевший за столиком недалеко от двери, узнал Мирославу сразу, привстал со своего места и помахал рукой. Детективы подошли вдвоём, обменялись приветствиями.
Мирослава спросила:
– Мы присядем?
– Да, конечно, – проговорил Эдгар, – извините, я слегка растерялся.
– Это мой помощник, Морис Миндаугас.
– Да, я понял. Всем уже известно, что я Эдгар Максимович, – попытался танцор скрыть за шутливостью тона своё минутное замешательство.
– Надеюсь, что я не помешаю? – уточнил Морис.
– Нет, нет, что вы, – поспешно ответил Максимович и спросил обоих детективов: – Закажете что-нибудь?
– Только чай.
– Здесь вкусное мороженое.
– Да, – улыбнулась Мирослава и призналась: – Меня и летом-то на него не очень тянет, а зимой тем более.
– Тогда пирожное…
– Пирожное мы, пожалуй, закажем, – вмешался Морис, опасаясь, как бы Мирослава не довела парня до полного изнеможения. Он догадывался, что подсознательно она считала встречу с Максимовичем напрасной, но по своей привычке всё доводить до конца всё-таки поехала на неё. А теперь вот отыгрывалась таким образом. Но ведь человек-то старался! Сама небось велела ему позвонить, если вспомнит что-то важное. И если это даже представляет важность только с точки зрения Максимовича, то в этом нет его вины.
Эдгар, точно прочитав мысли Мориса, послал ему благодарный взгляд и заговорил, как бы извиняясь за ложную тревогу:
– Я понимаю, что, возможно, моя информация вам не пригодится, но всё-таки вы должны это знать.
– Что это? – спросила
