это они поверили.
Ренн рассмеялась.
Потом они какое-то время сидели у костра, наслаждались теплом от огня и светом зимнего солнца.
Ренн спросила, кого Дарк вырезает, и он ей показал. Это была маленькая, почти законченная фигурка бобра. Бобер сидел на задних лапах, а в передних держал крохотное зеленое яйцо. Яйцо Дарк вырезал из оставшегося от сердцевины осколка.
– Это чтобы помочь Лесу залечить раны, – сказал Дарк. – Я захороню его в священной роще.
Ренн не хотелось думать о той ночи или о Наигинне, который убежал на собачьей упряжке…
– Они нашли в пещере его одежду из медвежьей шкуры, – тихо сказал Дарк. – Все сожгли.
– А сам Наигинн?
Дарк покачал головой:
– Они проследили его следы до Челюстей Глубокого Леса, а потом след потеряли. – Он немного помолчал и добавил: – Риалви тоже исчез.
– О Дарк.
– Мог пойти за своим вождем, – без выражения сказал Дарк. – Или вернулся в Горы. Мне все равно.
Но оба знали, что это не так.
Ренн сказала, что собирается найти Торака, и спросила, не хочет ли Дарк пойти с ней. Почувствовала облегчение, когда он сказал, что не хочет. А потом ей стало неловко – ведь он мог догадаться, что она хочет уйти без него.
Оба не просто догадывались, а знали, что она не задала тот единственный вопрос, который изводил ее с момента пробуждения. Да и спрашивать не было смысла. Если бы Первое Дерево вернулось, Дарк первым делом сказал бы ей об этом.
* * *
Аксаш вычистила и починила одежду Ренн и вдобавок дала ей нижнюю жилетку и штаны из пушистого меха белого зайца.
Тсеид, чтобы загладить вину за сломанный лук, вручил Ренн колчан, сплетенный из коры и полный стрел с оперением черного дятла. Она сразу их оценила – стрелы были хороши, такие летят прямо в цель.
Пошла по следу Торака вверх по склону холма. Сосны искрились от инея. Тишину нарушали только скрип снегоступов и шорох падавшего с веток снега.
Наконец она нашла Торака. Он сидел на стволе ели и так увлекся, доставая мед из пчелиного гнезда, что даже не услышал шагов. Пчелы жужжали возле его головы, но от дыма головешки, которую Торак вставил в развилку между ветками, они были слишком сонными, чтобы нападать на незваного гостя.
Торак положил соты в туес из березовой коры, который висел у него на плече. Ренн стояла и наблюдала. На Тораке была новая парка и штаны из коричневой шкуры оленя. Его лицо было уже не таким осунувшимся, а длинный порез на щеке затянулся и покрылся коркой – на Тораке все быстро заживало, как на волке.
Наконец он почувствовал, что Ренн рядом, и, посмотрев вниз, улыбнулся краешком губ, так чтобы корка на порезе не треснула.
После его пленения они впервые оказались наедине. Торак быстро, как лесная куница, слез с ели, скинул с плеча туес и притянул Ренн к себе.
– Осторожнее, мой лук! – вскрикнула Ренн и счастливо рассмеялась.
Торак с преувеличенной осторожностью снял с плеча Ренн лук, потом колчан, повесил их на ближайшую ветку и снова притянул ее к себе.
От него пахло дымом и волком, Ренн могла почувствовать его вкус – вкус меда.
– Черная сеть, – сказала Ренн, когда наконец смогла дышать. – Ее больше нет, так ведь?
– Откуда ты знаешь?
– Твои глаза. Зеленые крапинки вернулись. Я по ним соскучилась… И по тебе… – Ренн запнулась. – В ночь после обряда ты говорил, но я ничего не смогла понять.
– И что я говорил?
– Без конца просил, чтобы я выкопала тебя и посадила на склоне. Потом я наконец поняла, что твоя душа блуждает в проростке тиса, который мы нашли среди камней.
– И ты сделала, как я сказал? Ты пересадила проросток?
Ренн кивнула:
– Я попросила Йакима, и он это сделал. Но зачем? Ты так говорил, как будто это очень важно.
– Не знаю, ничего не помню.
Ренн передернуло.
– Мне жутко, когда твои души блуждают в деревьях. Страшно, что ты уйдешь и не вернешься. Больше никогда так не делай.
Торак убрал выбившуюся прядь волос за ухо Ренн и поцеловал ее в родинку возле уголка рта.
– Я всегда буду к тебе возвращаться.
Но это был не тот ответ, который хотела услышать Ренн. Она понимала, что есть вещи, о которых он не хочет говорить. А еще ей хотелось узнать, видит ли он наконец зеленый цвет. Но в тот миг она решила об этом не спрашивать. Ей хотелось быть с Тораком, как до удара Звезды-Молнии, просто вдыхать его запах и смотреть на улыбающееся лицо.
Торак провел пальцем по засохшему порезу на щеке:
– Шрам останется о-го-го какой. Ты не против?
– Конечно нет, ведь он – часть тебя.
Потом они молча наблюдали за черным дятлом, который принялся клевать застрявшую в стволе ели шишку. Дятел, почувствовав их взгляд, затрещал: «Кик-кик-кик!» – и улетел.
– Надо собрать побольше меда, – сказал Торак.
Ренн сделала еще один факел – обмотала березовой корой ветку – и передала его Тораку. Он снова забрался на ель и вытащил из пчелиного гнезда соты, но только треть, две оставил пчелам.
Потом они поблагодарили пчел, и Торак, отломав кусок от сот, воткнул его между ветками как подношение Лесу, а Ренн отломила свой кусок и оставила его хранителям племени.
Рек с Рипом тем временем играли – запрыгивали на снежный занос, скользили вниз, вспархивали наверх и снова соскальзывали.
Торак отломал большой кусок от сот и оставил возле ствола ели на случай, если медведь вдруг окажется поблизости.
– Он мог и не найти новую берлогу, так что наверняка голодный.
Ренн искренне удивилась:
– То есть ты примирился с медведями? Что изменилось?
Торак ответил не сразу:
– Потом расскажу. Но думаю, теперь, когда я вспоминаю отца, это уже не так, как прошлой ночью. Теперь я буду помнить его таким, каким он был до всего этого.
Они жевали медовые соты, Ренн всасывала чудесную сладость и сплевывала воск в мешочек со снадобьями, а Торак, как всегда, ничего не сплевывая, глотал и мед, и воск.
На Лес опустились сумерки, но Ренн не чувствовала приближения демонов. Вороны стряхнули с перьев снег и полетели устраиваться на ночлег.
Где-то вдалеке завыл Волк, и, еще до того как Торак завыл в ответ, ему ответил другой.
Торак удивленно приподнял брови:
– Похоже на волка, который потерял стаю. Странно.
Но Волк вроде был спокоен, и Торак решил, что друг сам со всем разберется.
Возвращаться в лагерь не хотелось, и они устроили уютное
