который, якобы, совершенно не нужен Китаю. Она воспользовалась этим советом, что позволило Николаю Второму незамедлительно приступить к строительству стратегической Китайско-Восточной железной дороги. Недовольные таким поворотом событий, англичане предоставили китайской императрице полную информацию по поводу взяточников, полученную ими через своего шпиона в российском министерстве финансов.
Императрица Цыси была человеком своеобразным, часто говаривала:
— «Кто мне хоть раз испортит настроение, тому я испорчу его на всю жизнь!»
Наверное, советники-мздоимцы настроение ей все-таки подпортили сильно: после непродолжительного следствия, когда факты подтвердились, оба были умерщвлены при огромном стечении народа, кажется, в Шанхае. Их имущество было конфисковано, семьи — выброшены из своих жилищ на улицу, в нищету.
А я читал и думал: разве эти мандарины так уж нуждались, когда решились — пусть и во имя крупных денег — на государственную измену? Или им чего-то жизненно необходимого не хватало? Ведь были ж богатейшими людьми маньчжурской империи!
Интересно: о чем они думали перед плахой? Или когда их головы покатились, как спелые дыни, по жухлой осенней траве? Физиологи утверждают, что человеческая голова после ее отсечения еще живет около тридцати секунд. Видит, слышит, соображает… Вроде обезглавленной курицы, которая еще какое-то время бегает по двору, оставляя повсюду жирные кровяные следы, а широко открытые на осиротевшей голове глаза ее медленно мутнеют…
Какие мысли носились в поверженных головах, с ужасом взирающих вокруг со столь необычного для живых людей ракурса — от земли? Как были бы счастливы они распроститься со всеми своими богатствами (тем более, и так у них все отобрали!), только чтоб их не казнили! Тогда, стоило ли?..
Думается мне, с этой историей надо обязательно знакомить под расписку будущих чиновников, когда они принимают присягу на верность народу и государству. Люди с трезвой головой и хорошей памятью непременно сделают верный вывод.
Гл.22
Но мне сегодня не до коррупции. У меня есть мечта.
Много лет назад я прочитал под таким названием речь Мартина Лютера Кинга про равенство белых и черных, и задумался: а о чем мечтаю я? И мне стало стыдно: никакой гражданственности в моих мечтах не было, они имели исключительно личный характер. Демобилизоваться. Поступить в институт. Полюбить красивую девушку, а еще лучше — чтобы она полюбила меня. Купить магнитофон «Юпитер» и джинсы «Леви страус»…
Потребовалась целая жизнь, чтобы у меня появилась настоящая мечта, которая, как никогда, близка к воплощению — очистить мир от нескольких подонков, жить с которыми на одной земле мне тесно.
Говорят, за всё хорошее надо платить. Я готов. Не только платить, но и, расплачиваться. Мой выбор — Смерть — пусть Она выберет их.
Обзавестись мечтой — это только полдела. Ее надо тихонько теребить, раскачивать, подталкивать чтобы приблизить к воплощению. Поэтому я созвонился с Димой, рассказал о встрече с Петровским. Он попросил меня повторить адрес, где скрывается шайка Керимова. Велел ничего не предпринимать. Будем на связи.
***
У меня гостья из Израиля. Встречал ее в Одессе. Привез в Херсон, расположил в своей квартире. Динина мама — Марта Львовна, выпускница Львовской консерватории, пианистка. Крашеная блондинка, внешне моложава, больше сорока — сорока пяти не дашь; несмотря на легкую полноту, статная, я даже бы сказал, фигуристая; рыжеватые волосы собраны в пучок, подколоты массивным черепаховым гребнем. Глаза серые, прямой взгляд. Одета просто, но с изыском. Вот от кого у Дины безупречный вкус.
Пригласил гостью в ресторан, предупредил Женю, что вернусь поздно, нам надо обговорить ряд вещей. Марта Львовна переживает непростые времена. Мужа схоронила в прошлом году, потеряла дочь и внучку. Перебивается платными уроками, ухаживает за стариками, там это называется «метапелет». Приехала навестить могилы дорогих ей людей. Обещаю завтра свезти ее на кладбище. Хотелось бы увидеть реакцию гостьи на памятник на могиле дочери и внучки. Мы говорим о чем-то постороннем, и я невольно отмечаю, как она хороша. Порода женщин, знающих себе цену. Вызывающих к себе повышенное внимание, где бы они ни находились. Ухоженное тело лениво-пластично. В какой-то момент мне показалось, что она смотрит на меня как на мужчину, а в ее голосе появилась легкая хрипотца. Ресторанный оркестр исполняет ретро-мелодии. Окна распахнуты, легкий ветерок шевелит тяжелые гардины. Ловлю себя на мысли, что мне ужасно хочется пригласить ее на танец. Я в дурацком положении. Понимаю, что это делать нельзя. Наша встреча — дань скорби по безвременно ушедшим, а не бездумный рывок к новым радостям жизни. но… я смотрю на нее и вижу Дину. И все же решаюсь: — Может, потанцуем? — Наверное, не надо, — мягко говорит она. — Сейчас не будем…
Последние слова дарят надежду. Как же созвучно — находиться с женщиной, которую не надо развлекать; с ней можно просто молчать и уже этим сказать очень много.
Мы распили бутылку полусладкого шампанского, зачем-то прошу подать на стол изящно-вытянутый флакон армянского коньяку. Ни в одном глазу.
Пытаясь как-то остыть, завожу речь об наследстве. Разумеется, я ни на что не претендую. О том, что из квартиры похищено немало вещей, я уже говорил ей по телефону. По сути, имеются три наследственных позиции: кооперативная квартира; Волга-двадцать четверка; гараж. По нашим меркам, тоже немало.
Впечатление такое, что к теме наследства Марта Львовна равнодушна. Она молчит, и мне кажется, что между нами образовалась легкая паутинка взаимной приязни близких людей, которых тянет к еще большей близости.
Напоминаю, что завтра утром мы едем на кладбище, направляемся ко мне домой, заставляю себя пожелать милой даме спокойной ночи, на прощанье слегка обнимаю податливые плечи, мы несколько мгновений глядим в глаза друг другу, и я ухожу к Жене.
***
Назавтра знакомлю Марту Львовну с Женей и вместе едем на кладбище. В дороге молчим, разговор как-то не складывается. У меня мучительное ощущение, что Женя о чем-то догадывается. У нее подчеркнуто равнодушный вид. Памятник гостье, наверное, понравился, хотя она ничего не сказала. Села у могилы на скамеечку, отвернулась лицом куда-то в город и долго молчала. Женя убирала могилу, я принес, в заботливо прихваченном из дому пластмассовом ведерке, чистой водицы из ближайшего гидранта и полил цветы.
На обратном пути Динина мама сказала, что ее ничто не сдерживает в Израиле, она бы хотела вернуться в Украину, жить в Херсоне, находиться поблизости могил близких ей людей. Спросила, могу ли я ей в этом помочь?
Пообещал через знакомых решить технические вопросы, там более, вышли все регламентирующие ограничения вступления в наследство сроки. Предложил, пока не перейдет жить в Динину квартиру, пользоваться моей. Мне показалось, что Женя таким гостеприимством
