началась и они путаясь в кимоно драпанули сдаваться. Далее, несколько радиопередач, в которых Сера, язык у неё подвешен, расскажет о нашей семье. О любви и том что нашей любви никакие войны, концлагеря и поехавшие фашисты не страшны. Фотографии в газетах с передовой, статьи где умеющие держать карандаш люди в красках опишут нашу семью. Но ни слова о том что так надо всем. Лучше наоборот, после похвалы написать осуждение меня, можно жёсткое, запретный плод сладок. А потом… После войны, мы удвоим усилия. Население будет уже готово и с большей вероятностью, возможно процентов в девяносто, примет новые правила. Потом, мы полностью перепишем институт семьи и как только дело пойдёт, начнём возводить новые семьи в абсолют. Не только словами, но и поступками. Семьям можно будет выделять довольствие, пособия, назначать выплаты за рождённых детей, что послужит мотивирующим фактором.
— А если не получится? — смотрит на меня Сталин. — Не забывай, граждане советские. Что если ты так и останешься для них моральным уродом?
— Я готов к этому. Мне слава не нужна. Объявят уродом — уйду в тень, но руки опускать не буду. Признают — буду раскручивать тему. Но я думаю, что всё выгорит, то есть получится. На это указывает то, что волны энергии меняют людей, делая их похожими на меня. Да, не сразу, будет много возмущений, недовольства, но потом…
— Знаете, товарищи, — качает головой Берия. — Этот вариант более безумен чем человеческие фермы.
— Фермы — это жизнеспособный вариант, но минусов больше чем в плане с гаремами. Заключаются они в следующем. Человеку нужны родители, мама с папой, а не воспитатели. Им нужна любовь и забота, а не правила. Пусть необычная, но семья человеку необходима. Если получится, а у нас должно получиться создать полигамную семью, то через двадцать лет моногамную семью никто не вспомнит с учётом того что они никуда не денутся. Также сыграет роль запечатление, то есть семьи будут идеально совместимыми. Собираться будут не из абы кого, а только из подходящих. Этим шагом, мы преодолеем ужаснейший перевес в женскую сторону и построим новое общество. Имперская модель должна сработать, потому что она работала. Да даже если перевес останется, то правила всё равно изменятся.
— В твоих словах есть смысл. Но, Владислав, я продолжу считать это аморальным.
— Увы, мир меняется. И нам всем надо меняться вместе с ним. Иначе… У меня есть предположение, что это всё равно случится. Люди, сами будут создавать большие семьи. Позднее, но учитывая обстоятельства будут. И вам, Иосиф Виссарионович, как мудрому лидеру, заботящемуся о своём народе, надо работать на опережение. Если просто, то народу должно понравится. А когда понравится, то кому они спасибо скажут?
— Хм-м-м, — глядя на кивающего Берию тянет Сталин. — Знаешь, Владислав, глядя на тебя, у меня тоже два варианта. Или ты на самом деле приведёшь Советский Союз к процветанию, или уничтожишь нас всех вместе с Союзом. Напиши подробнее об этом окне Овертона и твоих планах. Рассмотрим, подумаем, попробуем начать. Добивать меня будешь или у тебя на сегодня всё?
— Пока повременю. Вопрос у меня. Разрешите? Спасибо. А где все? Почему вас всего двое? Вы и Лаврентий Палыч.
— А нет больше никого, — вставая и подходя к окну мрачно произносит Сталин. — Ещё три года назад, во время бомбардировки удачное попадание оставило меня в одиночестве. Как выжил сам не понимаю. А дальше… Со временем назначать стало некого. Некого назначать, некому воевать, некому лечить раненых, некому работать. Остались только мы с Лаврентием, да трое маршалов. Мы почти смирились с тем что наша агония скоро закончится. Мы почти умерли. И тут новости. Идельштайн уничтожен, фронт генерала Быстрицкого с лёгкостью и без потерь останавливает наступление. Я знал о тебе, Вольф давно уже говорил о том что ты придёшь. Но я не верил, сомневался. А ты пришёл. И мы надеемся на тебя. Да, в прошлом ты серьёзно ошибся, но и мы не белые и пушистые. А ошибки, они делают нас умнее. Сейчас же у тебя шанс, у нас шанс. И мы… Как говорили у тебя? Мы пойдём рядом? Так вот мы действительно пойдём. До конца. Не потому что терять нам уже нечего, а потому что мы тебе верим. На тебя смотрим не только мы, но и миллионы советских граждан. Поэтому… Действуй.
— Я не подведу.
— Уж постарайся. Так, с этим ладно. Пошли, покажу кое-кого интересного.
Идём по коридорам, спускаемся на этаж ниже и останавливаемся у стеклянной стены. За которой, в комнате очень похожей на допросную, сидят три прилично одетых хмыря. Один, судя по всему главный, курит сигару, фыркая пьёт чай и с отвращением смотрит на обстановку.
— Это кто?
— Послы Великобритании. Прибыли с целью рассказать нам суть и направить на путь истинный. Точнее, хотят чтобы мы сдали позиции
