Книга Потому что (не) люблю - Стася Андриевская

— В картотеке центра должна быть информация о нём. Проверяли?

— Да, собрали всё что можно. Всех опросили, составили психологический портрет.

— И?

— Ничего особенного. Обычная жертва обстоятельств, каких в центре полно. Беженец с туманным прошлым и неясным будущим. Человек тихий, исполнительный, педантичный. Не любил общение, но при этом отлично ладил с теми, с кем общаться приходилось. В том числе и с Мариной Андреевной. Самый частый эпитет опрошенных в его сторону — «какой-то никакой» и «непонятный какой-то» Словом, особо не отсвечивал. Его непосредственный начальник по метле говорит, что разговоры об уходе этот Густав начал вести сразу, как только в центре закружили менты. И объяснял это опасением за своё нелегальное положение.

— Но при этом свалил только через месяц…

— Говорил, что ему некуда идти, а в центре он хоть под какой-то, но правовой защитой.

— Резонно, — со скрытым разочарованием признал я.

— Да. Если бы не тот факт, что по нему-то, в отличие от других подопечных, никакой правовой работы и не велось. Никогда. Он просто числился во входящей картотеке как подопечный, но при этом жил и работал в центре, как если бы был легальным сотрудником. Даже зарплату получал.

— Как такое возможно?

— При условии личной заинтересованности руководства — легко. Секретарь Марины Андреевны, кстати, вспомнила, что этот Густав словно бы был у Марины Андреевны на особом счету, и не только мёл садовые дорожки, но и занимался мелким ремонтом её кабинета, и даже периодически приходил к ней туда после окончания рабочего дня, когда весь офис разъезжался по домам. Они там, как объясняла секретарю сама Марина Андреевна, изучали иностранный язык.

— Чего?!

— Угу. Шведский. И этот Густав, судя по данным картотеки, действительно этнический швед.

— С-с-ука… — врезал я кулаком по столу. Выдохнул, пытаясь взять себя в руки. — Ладно. Сейчас что о нём известно?

— Ничего особенного или подозрительного. Просто, как и многие подопечные уехал в неизвестном направлении и всё. Я узнавал о нём в санатории Минвод, там тоже ничего толком не знают. Появился из ниоткуда, наплёл про несчастную судьбинушку, напросился на работу дворником. Кадровичка, похоже, либо грелась с его зарплатки, либо в его койке, поэтому и прокатило. А в целом — приехал-уехал и всё. Поминай как звали. Но это ещё не все новости.

— Зашибись. Страшно даже представить, что ты оставил на сладкое.

— Ну тоже как бы ничего особенного. Вернее, ничего такого, что можно было бы толковать однозначно. Просто один из абонентов в телефонной книге Марины Андреевны идентифицирован как Власенков Олег. Владелец конторы по ремонту офисной техники, и «Птицы» даже периодически возили ему своё железо. Всё официально. Но лично я знаю его ещё и как дельца под погонялом Олего Френд, промышляющего изготовлением липовых документов. Всяких: от больничных справок, до паспортов, в том числе и заграничных. Но это по особой дружбе, естественно.

Я молчал, переваривая. Тимур, так и не дождавшись ответа, пояснил:

— Крыша у него, сами понимаете, такая высокая, что отсюда не видать. Поэтому просто наехать с допросом не получится, тут надо нежненько, полюбовно. Чтобы не занервничал ни он, ни его смотрящие.

Я устало закрыл глаза и, чувствуя, как обречённо зазвучал вдруг голос, но не имея больше сил это прятать, выдохнул:

— То есть, ты думаешь, она подготовила своё бегство заранее? Поэтому и личные документы дома оставила?

— Не исключаю. Как и подготовку доков для этого иностранчика. Но при этом, и то и другое предположение может оказаться полной лажей, и Марина Андреевна даже не подозревала, чем промышляет на досуге Олего Френд. Всё-таки объявления на столбах он об этом не расклеивает.

— Твою мать… — Что ещё сказать я не знал. — Ладно. Что всё это в куче нам это даёт?

— Пока ничего. Но я предлагаю подать этого Густава в розыск. Официально.

— На каком основании?

— Не имеет значения. Можно повесить на него крупное хищение каких-нибудь ценностей в центре. Потом, если надо будет, сами их «найдём», да и делов-то. Но для начала пусть его фото посветится в ориентировках, по телевидению, в газетах, интернете. Просто посмотрим к чему это приведёт. В его нелегальном положении, если он чист — самое логичное будет появиться самому. А если нет, то будем надеяться, что он занервничает и тупо выдаст себя.

Все следующие сколько-то там дней, которым я потерял счёт не из-за их множества, а просто словно выпал из жизни, я всё крутил в голове последние новости.

Они было всем, и в то же время ничем. Этот Густав мог оказаться любовником, а мог действительно учить Маринку языку. За ней сталось бы и такое развлечение, научилась же она зачем-то языку глухонемых? Олего Френд мог подогнать Маринке новые документы на имя Клавы Пупкиной, а мог просто ремонтировать её принтер. Но вот куда приткнуть сообщения, предположительно от Славки, о проделанной работе и получении оплаты за неё я не знал, но снова и снова ловил себя на том, что ищу оправдания любым возможным Маринкиным действиям. Только бы она оказалась жива, и у нас появилась возможность просто поговорить.

Просто. Поговорить. Это, вроде бы, так мало, в то же время — в этом всё. Как жаль, что я не понимал этого раньше.

А потом Тимур сообщил, что Славка обнаружена и взята под наблюдение. Ещё сутки на замершем вдохе… и я оживаю, получив конкретные координаты её местонахождения и зелёный свет от Тимура. Ну всё, дерзкая. Кранты тебе, точно!