если проявит слабость, отец ее сожрет. Сломает. И он это мог сделать.
– Мам, мне кажется, ты устала, – решил не накручивать и не нагнетать. Ведь дома точно скандал устроит. Все темечко отцу простучит.
– За собой следи, – отсекает мои слова мать. – И вот еще что. Если ты решил, что будешь жить со своей Ксюшой. Я скажу тебе так: к нам с ней больше не приезжай. Один можешь. Для тебя дверь всегда открыта. А ее и … детей не привози. Я не хочу.
В салоне автомобиля повисает молчание. До дома едем в полной тишине.
Мне сказать матери нечего. Раз уж она так решила, то настаивать не буду. Она моей семье и так столько бед принесла, что вряд ли я смогу у Ксюши выпросить прощение. С ее характером, знаю, не простит. Но я сам заслужил. Но с матерью после всего ей сказанного и сделанного, общаться я не готов . Да и смогу ли. Вопрос?!
Заезжаю во двор элитной застройки. Торможу перед подъездом. Сзади оттормаживается догнавший меня Аркадий.
Мать выбирается из салона сразу, как только машина тормозит.
– Просить прощения мне у тебя не за что. Я не считаю, что виновата в том, что пыталась тебя вытащить из выгребной ямы твоей семейной жизни. Мы с отцом тебе всегда рады. Ей и ее детям — нет.
– Мам, – перебиваю женщину, та застывает возле автомобиля, как будто замерзшая снежная королева. – Мам, я не хочу быть твоим сыном. Ты… слишком жесткая для матери. Правда. Знаешь, пока мы ехали, я успел кое о чем поразмыслить, и знаешь что, мам. Я не готов жертвовать ради твоих хотелок своей семьей, которую из-за своей тупости и по своей глупости потерял. И, возможно, у меня уйдет не одна жизнь для того, чтобы искупить перед ними вину, но я готов. А с тобой, мам, мне больше не о чем разговаривать. Детей ты моих не воспринимаешь, собственно, как и женщину, которую я выбрал себе в жены. Ты не уважаешь мое решение. Ты не уважаешь мой выбор, так что же делать мне, мам? – мать молчит. – Иди домой. А я поеду к той, которая из-за тебя чуть не погибла, мам. Я бы тебе этого никогда не простил. И знаешь, мам, у тебя больше нет сына. Извини.
Мать открывает рот. Закрывает. Снова открывает. А я забираюсь в салон и громко хлопаю дверью.
– Ну, ты даешь?! Зачем мать обижаешь?
– Черт! Ты когда успел-то тут оказаться? – отмахиваюсь от Аркадия, как будто призрака увидел.
– Да уже минуты три сижу. Ты так был увлечен, не стал тебя перебивать.
– Игнат, – стучит по стеклу мать, по ее бледным щекам катятся слезы и высыхают до того, как упасть на одежду.
– Прощай, – поднимаю руку и, выкручивая руль, выезжаю. Аркадий молчит.
– Ну, собственно, я за тем и пересел, чтобы две машины не гнать. Я, если честно, не думал, что ты так серьезно с матерью.
– Что с Ксюшей? Ты звонил своему лекарю-ши? Что он говорит? Есть ли какие-то изменения в ее состоянии? Ну, не молчи?
По тому, с каким лицом на меня смотрит Аркадий, мне становится не по себе. Есть предчувствие, что что-то случилось, но мне он не хочет говорить.
– Ты правда любишь свою жену? – в его тоне слышится недоверие.
– Я не обязан перед тобой отчитываться. И если не хочешь получить по шее…
– Ксюша пришла в себя. С ребенком все нормально. Об остальном Семен нам при встрече расскажет.
– Слушай, тебе не кажется, что тебя как-то слишком много в нашей семье?
– Хм, как ты запел, а?! Ты посмотри.
– Не иронизируй, Озимков. Я тебе морду до сих пор не набил за тот сраный поцелуй лишь только потому, что сам перед Ксюшей виноват.
– Знаешь, конечно, то, что произошло с Ксенией – это ужасно. Но, возможно, это все к лучшему?! Ведь именно эта ситуация помогла разобраться во всей лжи, которая против вашей семьи выстраивалась столько лет. Ты не думаешь? И кто знает, чтобы было, если бы вы продолжили противостояние дальше, сколько бы дров наломали. Подумать страшно.
– Сказочник, – сухо отвечаю, а сам где-то глубоко в душе соглашаюсь с ним.
– А что? Это же так. Я при всей своей любви к тебе и слабости к твоим женщинам, так и продолжил бы помогать Ксении. Уж не сомневайся. И что бы вышло из нашей дружбы, не могу сказать наверняка, но жена твоя мне нравится. Да и целуется она…
– Не нарывайся… – рычу.
– Ты ее хорошо обучил.
– Гад, – вкладываю в удар всю свою душевную боль и резко бью локтем в бок Аркадия.
– Дурак, – хохочет Озимков. – За дорогой следи. А то ж так и в аварию можно попасть. А кто тогда твою Ксюшу защитит? От меня.
Падла. У меня аж в глазах потемнело. Но эта сволочь прав. Надо держать свои эмоции под контролем. С такими нервами долго не протянешь.
– Пошел ты!
– Вот так-то лучше. А то башку твою тупую рвет по каждому поводу. Думать совсем разучился и эмоции держать, как я вижу, под контролем совсем не можешь. Раньше ты был другим. Или не любил Кристинку?
– Если знаешь, зачем спрашиваешь?
Аркадий вдруг притих. И даже показалось, что в салоне места больше стало. Удивленно взглянул на него.
– Что, Кристинка покоя до сих пор не дает?
– Не в этом дело, – отмахивается, а на лице застывает задумчивая маска.
– А в чем тогда?
– Задумался над тем, какой могла бы быть моя жизнь с Кристинкой. И знаешь, что понял, вот прямо сейчас в моменте: что все, что ни делается… делается к лучшему. Кристинка, она же совсем не изменилась.
– Ну, не скажи…
– Я не про внешность, если что. Она всегда обладала шикарными внешними данными. На мой вкус.
– Сложно не согласиться. Но и в своей профессии девчонка достигла больших успехов. Она когда пришла ко мне устраиваться на работу, я ей сразу сказал, что без навыков, по старой дружбе не возьму и не потому, что мы с ней расстались не очень, а потому, что лишний рот с приличной зарплатой в своей фирме я не готов оплачивать. И представь, как
