стараясь стряхнуть нарастающее ощущение дежавю.
Усталость и уныние дают о себе знать, чувствую я себя хуже некуда. Чего мне хочется по-настоящему, так это вернуться домой, постоять подольше под душем, а потом спрятаться под одеялом эдак на месяц. А чего не хочется совсем — чтобы у меня вновь зарождалась надежда, чтобы потом разбиться. Я больше не могу.
Я открываю глаза и поворачиваюсь к Клементу.
— Простите, но с меня хватит.
— Чего-чего?
— Я больше не могу в этом участвовать.
— Но, пупсик, ведь это наверняка то самое и есть! Все, кому не лень искали в церкви, но сколько народу знало, что Гарри работал в подземке? А уж тем более про закрытую «Тауэр Хилл»? Да нисколько, готов поспорить. Мы сами узнали об этом только потому, что нам рассказал поп, а Гарри уволили за несколько лет до ограбления банка. Церковь на фиг, заброшенная станция — совсем другое дело!
— Я ценю ваши старания, Клемент, но я устала и очень хочу домой.
— И что потом? Где ты собираешься нарыть двадцать штук за пять дней?
— Делать нечего, в понедельник обращусь в кредитную компанию.
— Если бы ты и вправду считала это реалистичным вариантом, мы бы сейчас здесь не сидели. Или я не прав?
Он прав, и я знаю это. Кредит — лишь жалкая отговорка, попытка избежать безумия.
— Пупсик, посмотри на меня.
Что ж, я медленно поворачиваю голову и поднимаю взгляд на Клемента. Он снимает очки и сверлит меня своими голубыми глазами.
— Я здесь, чтобы сделать свою работу. И мне плевать, что ты думаешь обо мне. Можешь сколько угодно считать меня чертовым психом, но меня волнует только работа.
— Я ценю это, Клемент, но…
— Никаких «но», — перебивает он. — Даже если я и ошибаюсь насчет подземной станции, проверить-то все равно стоит, а? А если я ошибаюсь, мы найдем другой выход. Я буду искать выход до последнего вздоха, но ты должна довериться мне, пупсик. Мне необходимо, чтобы ты верила, что я смогу помочь тебе.
За последние восемнадцать лет в любви мне клялись пятеро мужчин. И впоследствии я усомнилась в искренности всех пятерых. Разумеется, обещания наверняка давались вполне серьезно, да я и сама им тогда верила. Тем не менее ни один из них не демонстрировал столь пронзительной искренности, которой сейчас горят глаза Клемента.
— Если тебе что и надо знать обо мне, пупсик, так это то, что я никогда не сдаюсь. Никогда.
Какой-то миг я наслаждаюсь прямодушием Клемента, с радостью готовая верить каждому его слову. Единороги существуют, луна сделана из сливочного сыра, и отнюдь не все мужики — козлы. Да, я бы охотно поверила во все это.
Как и большинство хороших вещей в моей жизни, это быстро проходит.
— Не знаю, Клемент.
— Послушай, ну почему бы нам просто не съездить и не посмотреть, как там обстоят дела?
Он надевает очки и достает пачку «Мальборо». Потом ловким движением откидывает крышку «Зиппо» и зажигает ее, как будто проделывал это уже тысячу раз — что, вообще-то, так и есть, если подумать.
Глубоко затягивается и медленно выпускает струю сизого дыма. Клубы поднимаются надо мной, и я улавливаю едкий табачный запах. Он смешивается с ароматом свежескошенной травы — и вот я снова семилетняя девочка, которая стоит в саду рядом со своим отцом, пока тот, пыхтя сигаретой, возится с газонокосилкой. Когда я еще не была испорчена ложью и нескончаемым разочарованием, что в конце концов устлали мой жизненный путь.
— Только посмотрим?
— Обещаю, пупсик, только посмотрим.
— И никакого проникновения со взломом?
— Честное скаутское!
— Наверное, я рехнулась. Что ж, поехали.
— Вот и хорошая девочка. Поверь мне, ты не пожалеешь, — сияет улыбкой Клемент.
— Клемент, я вас умоляю, оставьте вы свою покровительственность. Я женщина, а не девочка.
Он встает и давит окурок ботинком. И с хитрецой смотрит на меня.
— Иногда ты все еще девочка.
Разворачивается и шагает к калитке.
А я иду следом, гадая: он вправду только что это сказал?
24
На Камден-Хай-стрит, по пути к подземке, меня вдруг осеняет; что проще было дойти до станции «Кентиш-Таун», что всего лишь в пяти минутах ходьбы от церкви Святого Иуды.
— А почему вы не предложили поехать от «Кентиш-Таун»? — спрашиваю я у Клемента.
— Захотелось прогуляться. Заодно вот и поболтать получилось.
Выходит, наше небольшое отклонение от маршрута являлось частью его замысла.
Как бы то ни было, вдохновляющая речь Клемента возвратила к жизни мою целеустремленность. Пускай кожа по ощущениям — что пол в придорожной закусочной, крошечная часть меня все же испытывает тайное удовольствие, что квест наш не закончен. Клементу, разумеется, знать об этом незачем.
— А куда подевались пабы? — вдруг интересуется он.
— В смысле?
— Мы проходим уже четвертое здание, где раньше был паб.
— О, боюсь, это по всей стране так. На прошлой неделе об этом что-то говорили в новостях. Ежедневно закрывается около трех пабов.
— Уже столько не пьют, что ли?
— Вполне возможно, но дело тут, скорее, в супермаркетах, которые торгуют дешевой выпивкой. Ну и запрет на курение не сыграл пивным на руку, конечно же.
— О нет, только не говори мне…
— Увы, Клемент. В пабах тоже нельзя курить.
— Черт побери! Но ведь пинта пива и сигарета — это ж непременный британский атрибут! Вроде рыбы с картошкой фри!
— А вам никто и не мешает курить с бокалом в руке. Просто выйдите наружу, и весь сказ.
— Зимой-то, наверное, весело отмораживать яйца ради того, чтобы просто покурить.
— Это и есть одна из причин, почему люди предпочитают выпивать дома и почему закрывается множество баров.
Клемент качает головой, и его огорчение кажется мне искренним. Мастерская игра или же хронический бред? Хм, затрудняюсь с выбором.
Миновав Камден-маркет и «Электрик Болрум», мы заходим на станцию подземки.
— Вы знаете, куда ехать? — интересуюсь я.
— Ага. По Северной линии до «Бэнк», там переходим на «Моньюмент», и следующая уже наша «Тауэр Хилл».
— Вы уверены?
— Обижаешь!
Мы спускаемся к перрону Северной линии, и три минуты спустя поезд мчит нас в направлении станции «Бэнк».
Первая часть путешествия занимает тринадцать минут. Народу в вагоне немного, так что, к моему облегчению, мы садимся. На каждой остановке прибывают новые пассажиры, многие из которых поглядывают на свободное сиденье рядом с Клементом. Занять таковое, однако, никто не рискует.
В начале пятого мы прибываем на «Бэнк» и вместе с толпой покидаем платформу. Я замечаю указатель на «Моньюмент».
— Клемент, нам сюда.
Следует сущий лабиринт из переходов и эскалаторов.
— А
