кричать о помощи. Все трое, вертя головами, пытались найти хоть щелочку сквозь тела врачей, но те стояли слишком плотно друг к другу. Кроме алых халатов и алого потолка ничего не было видно.
Когда пила остановилась, капитан все еще продолжал орать. Сейчас были слышны в основном матерные фразы. На пол снова что-то упало. Будто пустая кастрюля. А потом раздался треск, такой треск, который слышно, когда что-то рвется. Брань капитана оборвалась на полуслове.
— Капитан! — крикнул Федя, — что с вами?!
На потолке в дальнем от двери углу появилась тень — Лампа уходила за горизонт, пуская тьму себе на замену.
— Она садится! — крикнул Вася, глядя на тень, которую было лишь с его ракурса.
— Кто садится?! — спросил Фёдор.
— Лампа! Лампа сейчас сядет! — чуть ли не истерически кричал Ласкин, — Петрович! Скажи что-нибудь!
К Алёне протиснулся один из врачей. Халат его хоть и был алым, но пятна крови на нем было отчетливо видно. В руках у врача была пила-ножовка, тоже вымазанная в густой крови.
— Нет! — завопила девушка, когда руки существ ладонями прижали её голову к кровати. Лезвие пилы коснулось лба Алёны. Резким движение пила проехалась вперед, распоров кожу и врезалась в лобную кость. Боль, расходясь от головы, пронеслась по всему телу, будто разряд молнии. В ушах у девушки зазвенело, кровь брызнула из раны, заливая глаза.
— Помогите! — закричала Алёна. Пила методично ездила туда-сюда. Щих, щих, щих, щих.
— А-а-а, — кричала девушка, не в силах терпеть боль.
Алый свет стремительно убегал вместе с Лампой, скрывающейся за горизонтом. Прямоугольник тьмы на потолке увеличивался. Существа, находящиеся в дальнем конце комнаты, возле Ласкина, постепенно замирали, отключались.
— Лампа садится! — кричал Ласкин, — Алёна! Терпи!
— Они пилят меня! — орала девушка, дрыгаясь в коконе из веревок. Во рту стоял соленый вкус крови. Чужие руки давили ей на лицо, свернув голову набок. Пила вонзалась все глубже в черепную коробку, на стыке лобной и теменной кости, чуть выше виска.
Щих, щих, щих, щих…
Тень дошла уже до середины потолка. Алёна выла от боли и ужаса. Лицо девушки было все измазанно кровью, слезами, соплями и слюнями. Голова ее вжималась в кровать все сильнее под натиском рук. Пила не останавливалась.
Щих, щих, щих, щих…
Звон в ушах Алёны становился все громче, невыносимее. Боль нарастала, но деться было некуда!
Но вскоре злость и ненависть постепенно начали затмевать острую боль. Сейчас уже Алёну трясло от ярости. Адреналин в её крови зашкаливал. Это был шок. Вся простынь возле головы пропиталась кровью. Пот выделялся из тела, будто Алёна бежала марафон.
— Твари! — вопила девушка, — а-а-а! Ублюдки!
Щих, щих, щих…
— Мы вас всех убьем! Всех!
Вдруг пила резко остановилась. Давление рук ослабло.
— А-а-а… — простонала девушка, — твари! Мы убьем вас, убьем вас всех!
Она ощущала, что пила все еще в её голове.
Комнату залило мраком.
— Алёна?! — раздался голос Ласкина.
Девушка молчала. Было слышно лишь её тяжелое дыхание.
— Мы убьем вас… — сквозь слезы тихо прошептала она.
— Я сейчас, — с натугой произнес Кошкин.
— Ты чего там?! — спросил Вася.
— Сейчас… еще немного…
Вскоре на черном потолке появился круг от света фонаря.
— Алёна, подай голос! — крикнул Фёдор.
— Голос, — с апатией хрипло произнесла девушка.
— Сергей Петрович! Скажите что-нибудь! — крикнул Ласкин.
— Я почти всё, — снова произнес Кошкин — Алёна, еще раз, скажи что-нибудь.
— Что-нибудь.
— Ага. Понял, лезу, — ответил Федя.
Луч света впился в слипшиеся, слегка приоткрытые глаза Алёны. Кошкин увидел ужасную картину — над девушкой стоял один из врачей и держал в руках ручную пилу. Существо так и застыло, не успев закончить свое дело. Лезвие ножовки зашло в кость Алёны на полсантиметра. Длина распила была сантиметров десять — от правого уха и до середины лба. Кошкин стоял босиком, но в брюках и в полицейской рубашке, на которой не осталось ни одной пуговицы. Федя, растолкав врачей, часть из которых просто попадали, как кегли, освободил небольшой пяточек возле кровати Алёны и поставил туда фонарик, направив луч вверх.
— Сейчас будет немного больно, я вытащу пилу. Готова?
Алёна кивнула. Федя аккуратно взялся за орудие труда и резким движением вытащил его из головы девушки. Та издала стон, стиснув зубы. Пилу Федя отшвырнул в сторону, а врача, который пилил Алёну, он толкнул тазом, от чего тот завалился на бок на других ему подобных созданий.
— У меня был нож в руке, — он показал лезвие девушке и принялся резать веревки.
— Когда они начали меня раздевать, я спрятал перочинный ножик в ладони, — продолжил Кошкин, — я тебя освобожу. Ты можешь надень пока мою рубашку. Я не буду на тебя смотреть.
Но Алёне в данный момент было абсолютно наплевать, смотрит ли Кошкин на нее голую или нет. Как только он срезал с девушки веревки, она плаво поднялась и села сутулившись. Уставилась в пол. Федя снял с себя рубашку и накинул её Алёне на плечи.
— Надо кровь остановить, я сейчас вернусь, — произнес полицейский.
Кровь вяло сочилась из раны, продолжая заливать девушке лицо. Капала на голую грудь, на живот, на колени. Алёна сидела с приоткрытым ртом. Глубоко дышала. Взгляд ее был мутный. Неживой.
Кошкин освободил Ласкина и, распихивая врачей, побрел к кровати капитана. Никто не питал иллюзий на тему того, что Сергей Петрович жив.
— О господи, — произнес Фёдор, — освещая фонарем спиленный верх черепной коробки капитана. Мозг его был изъят. На кровати и под ней все было в крови. Федор сел на корточки и ощупал карманы, валяющейся на полу жилетки своего старшего товарища. Там он нашел недопитую бутылку коньяка. Федор встал и на мгновенье замер возле тела.
— Прощайте, мой друг, — прошептал Федя. Времени на оплакивания не было. Кошкин понимал это. Не мешкая, он направился к Алёне. Ласкин стоял уже в джинсах, но без майки. Рассматривал Алёнину рану.
— До следующего восхода Лампы, нам необходимо выбраться отсюда, — произнесла она посаженным голосом.
— Ложись, — сказал ей Федя, — надо хоть как-то продезинфицировать и перевязать.
Алёна легла, прикрывая наготу огромной полицейской рубашкой, которая была ей почти до колена.
— Сейчас будет щипать, — сказал Федя, — ты готова?
— Лей уже.
— Лью.
Кошкин открыл бутылку и поднес горлышко ко лбу девушки. Струя коньяка потекла на рану. Алёна застонала.
— Готово. Теперь сядь.
— Может футболкой? — предложил Ласкин.
— Да, давай, — ответил Федя.
Импровизированный бинт выглядел будто бандана. Федя, пока перевязывал рану, пытался приободрить Алёну. Он сказал, что в древности проводили трепанацию черепа без наркоза и при этом даже не все умирали. Еще он сказал, что повязка очень модно смотрится. Алёна на
