отводит глаза. Я тоже стараюсь на него не смотреть. Потому что не знаю, как себя вести.
Когда мы орали друг на друга, все было нормально. Обидно, больно, странно и страстно. Но нормально. А сейчас нет. Это молчание невыносимо! Оно такое густое и тяжелое, что я задыхаюсь в нем. Мне хочется что-нибудь сказать, чтобы прервать его. Но я не знаю, что…
Я открываю дверь в квартиру. Михей ставит пакеты у входа. Но сам не заходит. Ну да. Он же просто провожает меня.
— Спасибо за чудесный праздник, — говорю я.
— Пожалуйста. Я рад, что тебе понравилось.
Такой вежливый… Как чужой!
— Нам надо остыть, — повторяю я его фразу.
— Да. Надо.
Он разворачивается и просто уходит.
Я закрываю дверь. Стою возле нее, смотрю на темную деревянную поверхность. И чувствую подступающие слезы. Силой воли загоняю их обратно и иду на кухню. Сама не знаю, зачем.
Дома тишина. Соня на моем дне рождения. Веселится. А я здесь. Одна…
Бреду в свою комнату. Я ее обожаю! Мне всегда здесь уютно и хорошо. Но сейчас невыносимо пусто… Сажусь на кровать. Встаю. Подхожу к окну. Пялюсь на улицу. Но двор из этого окна не просматривается, и я не могу увидеть джип Михея. Я тороплюсь обратно на кухню, выглядываю, высматривая знакомую машину.
Ее нет. Он уехал.
Я слоняюсь туда-сюда по квартире. Забредаю в ванную. Приближаюсь к зеркалу. Смотрю на себя. Лицо какое-то осунувшееся, глаза огромные, как блюдца. В них — пустота. Такая же, как во всей квартире. И внутри меня.
А на шее колье, подаренное Михеем… Я кладу на него ладонь. И чувствую невыносимую тяжесть в груди.
Я хотела остаться одна и обо всем подумать… Давай, думай! — говорю я себе. Никто тебе не мешает. Никто никуда не тащит, не предлагает быть вместе, не стискивает в объятиях и не осыпает поцелуями… Нравится?
Я снова сглатываю подступающие слезы. Да. Все верно. Мне надо подумать… Но я не могу! В голове пусто. Ни одной мысли. Перед глазами стоит лицо Михея. Чужое. Отстраненное. Такое, каким оно было, когда он уходил.
А вдруг я больше никогда его не увижу? — пронзает меня шокирующая мысль. И я оказываюсь у входной двери. Что я тут делаю? Собираюсь бежать за ним? Так он уже уехал. Все равно не догоню.
Стою, гипнотизирую темную деревянную поверхность.
И вдруг слышу стук…. Мгновенно распахиваю дверь. На пороге стоит Михей. У меня подкашиваются ноги и я хватаюсь за дверной косяк.
Смотрю на Михея. Умираю от желания броситься ему на шею. Но он все еще отстраненный. Как будто чужой…
— Привет! — вырывается у меня.
— Ты хотела остыть, — произносит он. — Я принес тебе мороженое.
Он протягивает мне пакет.
— Ты тоже хотел остыть…
Я держу пакет за одну ручку. Он за другую.
— Да, — кивает Михей. — Нам обоим это нужно.
— Зайдешь?
— Если ты приглашаешь…
Когда он произносит эти слова, меня вдруг заполняет горячая волна — от шеи до самых пяток. В груди что-то плавится, на глаза снова наворачиваются слезы… Я загоняю их обратно неимоверным усилием воли.
— Да. Я тебя приглашаю. Поесть вместе мороженого.
— Спасибо.
— Тебе спасибо.
Боже, какие мы нереально вежливые! Никогда такими не были.
Михей снимает обувь и мы вместе идем на кухню.
— Хочешь чаю? — спрашиваю я.
— К мороженому лучше кофе, — говорит он.
— А я не пью кофе по ночам. Потом не могу уснуть.
— А я могу выпить пять чашек и сразу после этого вырубиться.
Мы смотрим друг на друга, стоя на расстоянии. Михей молчит. Мне снова хочется прервать это молчание, которые быстро становится неловким.
— Теперь я что-то о тебе знаю, — вырывается у меня.
— А я о тебе.
Я достаю турку, насыпаю в нее кофе, наливаю воду. Михей возится с мороженным. Он открывает шкаф, чтобы достать тарелки, а я в это время хочу взять ложки. Мы сталкиваемся. И сразу отодвигаемся друг от друга.
Михей раскладывает тающее мороженое по тарелкам. А потом мы вместе стоим, смотрим, как закипает кофе. На этот раз он не убегает, все проходит благополучно.
А я не могу не вспоминать то наше сумасшедшее утро, когда мы так и остались без кофе и заменили его шампанским…
Михей пьет кофе. Я ем мороженое.
Почему он молчит? И даже не улыбается. Но все равно я рада, что он здесь. Пусть он сидит непривычно серьезный, с непонятным выражением на лице. Пусть медленно ковыряет ложечкой мороженое и думает неизвестно о чем. Мне хорошо просто от того, что он рядом.
Как ни растягивай, мороженое неумолимо заканчивается. Михей отставляет тарелку. И смотрит на меня. Прямо в глаза.
— Я пойду, — говорит он.
— Остыл? — спрашиваю я.
Пытаясь улыбнуться.
— Да. А ты?
— Да…
Он поднимается. Идет в прихожую. Я плетусь за ним. Он сейчас снова уйдет… И это нормально. Это хорошо. Нам нужно какое-то время побыть порознь. Это будет очень полезно. Я сама этого хотела.
Вот только никак не могу вспомнить, зачем.
Мысли расползаются. В голове сумбур. Та-ак… зачем я хотела побыть в одиночестве?
Медведь спотыкается о пакеты с подарками. Из одного выпадает набор для покера, который мне подарил Тигра.
Михей начинает завязывать шнурки на ботинках. Он сейчас уйдет…
Он выпрямляется. Мы встречамся взглядами. И я вдруг выпаливаю:
— Может, сыграем в покер?
63
Михей
— Давай сыграем, — говорю я.
И мгновенно расшнуровываю ботинки, которые медленно зашнуровывал долгих пять минут.
Она хочет, чтобы я остался. Мне не показалось.
Я ушел. И даже уехал. Проехал квартал и понял, что не могу. Просто не могу отдалиться от Юльки дальше. Не пускает.
Ее желание побыть одной обдумать все спокойно вполне разумно. И то, что она взбесилась, когда я насильно затащил ее в машину — тоже вполне понятно. Что-то я вообще озверел… Нарушаю ее личное пространство. Мне бы такое понравилось? Не знаю. Не уверен. Пока не понял.
Сейчас мне кажется, что мы не должны расставаться ни на минуту. Но так не бывает. Это просто пиковые эмоции. Пиковая страсть. Мы сейчас на пике. Уж я-то точно.
А Юлька… я не знаю.
Она права. Мы очень плохо знаем друг друга.
А сейчас мы одновременно опускаемся на корточки, чтобы поднять упавший набор для покера. И сталкиваемся лбами. Как в какой-нибудь романтической комедии.
Юлька улыбается…
Как я соскучился по ее улыбке! Все это время, пока мы ели мороженое, она сидела с каменным лицом. И я не знал, на каком я
