не обманул ее. И, может быть, если немного подождать, Кристар снова появится.
Измотанная заплывом к берегу и пробежкой по лесу, Рифа проспала весь день, прижимаясь к теплому, убаюкивающе вздымающемуся боку Брата. Она спала бы и дольше, если бы ее не разбудил лизнувший спину холодок. Похоже, Брату надоело их соседство, и он перебрался ко входу в грот.
Когда она проснулась, Саго все так же сидел у костра и увлеченно читал книгу. Его взгляд бегал по строчкам, а на губах блуждала улыбка. Стоило Рифе пошевелиться, и он оторвался от чтения.
— Как спалось?
— Было тепло, — спросонья ответила она. — Про что ты читаешь?
— Это сборник детских сказок. В детстве мне никто их не рассказывал, так что вот, наверстываю. Хочешь?
Саго протянул Рифе книжку. В ее домашней библиотеке тоже такая была. Кирай читал ее, когда Рифе не исполнилось и четырех.
Она перелистнула несколько страниц, и из книги выпал немного мятый лист, до этого лежавший между обложкой и последней страницей.
— Ох, извини, — Рифа поймала его прежде, чем пламя костра дотянулось бы до него.
С пожелтевшей от времени бумаги на нее смотрела девушка. Портрет был нарисован карандашом, но выполнен настолько умелым художником, что казался фотокарточкой. Рифа уже видела такое мастерство.
— Я знаю ее. Эту девушку, — сказала она и протянула рисунок Саго.
— Знаешь? — он удивленно приподнял брови. — Ты знаешь, кто это? Откуда?
— У меня есть ее фотокарточка в альбоме. Фотокарточка рисунка. Не этого — другого. Эта девушка была другом моего прадедушки и его сестры.
Саго подался вперед, поймал Рифу за руку, чем немало ее напугал. Наблюдавший за происходящим Брат фыркнул и потряс головой, будто отмахиваясь от назойливой мухи.
— Ты знаешь ее имя? — Саго отпустил руку Рифы. Его взгляд горел, как у измученного жаждой путника, внезапно нашедшего колодец.
— Да, ее звали Мелисса. Она могла подчинять камень. А тот, с кем она связала судьбу, был магом огня.
От пришедшего к ней осознания, Рифа округлила глаза. Теперь она наконец-то поняла, почему Саго казался ей знакомым. Теперь она видела черты, взятые от Мелиссы и Фьорда — особенно от последнего — чьих фотокарточек в альбоме было намного больше. На тех изображениях у него были такие же пронзительно рыжие глаза, как и у Саго.
— Брат, ты слышал? — пришедший в крайнее возбуждение, Саго посмотрел на зверя, продолжающего мотать головой из стороны в сторону. — Мелисса! Ее звали Мелисса! — с жаром выпалил он.
Брат в очередной раз фыркнул — не столько фыркнул, сколько тяжело выдохнул — поднял на Саго взгляд и зарычал.
— Брат? Брат, ты чего?
На лице Саго не успело проявиться ошеломление, когда он оттолкнул Рифу, чтобы кинувшийся к нему Брат не задел ее. Один стремительный прыжок, и клыки зверя впились в его горло.
Рифа закричала.
Саго попытался оттолкнуть Брата, но тот держал крепко, и силы покидали человека вместе с кровью, что текла по его шее и груди.
…Кровь. Там было так много крови…
Встретившись взглядом с перепуганной девочкой, Саго прошептал одними губами:
— Беги.
Рифа бросилась прочь.
Та, чья жизнь куплена смертью
8 лет назад
1116 год от основания Церкви
Спустя 3 года после уничтожения Лона друидов
Нефра, неподвижный, наблюдал за происходящим по ту сторону стекла. Ему здесь было не место, уж точно не в такой момент. Он чувствовал себя самозванцем, который прокрался на великое таинство и теперь осквернял то своим присутствием. Взгляд Гериала время от времени отрывался от женщины-мага, его супруги, и вонзался, словно штык, в друида.
Но присутствие Нерин было необходимо, а она отказалась приходить без Нефры, и даже не согласилась оставить его в комнате по соседству, наедине с подчиненными Гериала, всадив тем самым в спину брата очередной нож. В такие моменты Нефре даже было его жаль. Он мог понять предубеждение и неприязнь, которые испытывал к нему этот человек, как и его нежелание, чтобы друид становился свидетелем появления на свет его ребенка.
Однако Нерин не пошла навстречу Гериалу даже в такой момент. Беременность Дары проходила тяжело: ее тело высыхало, а магическая сила слабела. Происходящее с ней не могли ни исправить, ни хотя бы объяснить лучшие врачи Огнедола. Может быть, именно поэтому, окончательно отчаявшись, Гериал и явился тогда в храм Первого. Он хотел вернуть Нерин в Огнедол и просить ее о помощи в надежде, что сила Моря Теней исправит положение. Но вместо поддержки нашел друида и не желающую идти на компромиссы сестру.
Багровая энергия сделала то, что было не по силам всему остальному. Однако ее действие быстро ослабевало, и Нерин почти все время находилась рядом с Дарой, а следовательно рядом был и друид, доводящий Гериала до бешенства. Нефре не хотелось обострять ситуацию. Он пытался уговорить Нерин позволить ему вернуться в храм, но она оставалась непреклонна, и ее неумолимость напоминала Нефре того, кого он предпочел забыть.
Если бы тогда все сложилось иначе, если бы Гериалу не пришлось в самое важное в его жизни время терпеть присутствие друида. Если бы все кончилось по-другому… Возможно спустя годы их отношения можно было бы считать нейтрально-прохладными.
Сквозь толстое стекло не проникали звуки. Нефра видел, как Гериал, сжимая руку супруги, говорит что-то успокаивающее; как шевелятся губы врача — принимающего роды мага воды, и как открывается рот Дары, когда из него изредка вырывается крик. Пока все шло хорошо. Рядом была Нерин, с чьих губ слетал шелест языка Моря Теней, и Гериал, чья ментальная сила позволяла умерить боль. Один только Светоч беспокойно клубился вокруг. Поводов для волнения не было, и Нефра объяснил его недовольство тем, что энергии не нравился сам факт появления на свет преемника силы, способной ей противостоять.
Нефра отвернулся, когда взгляд Гериала снова устремился к нему. Ему не следовало вот так стоять и бесстыдно глазеть.
Он поднял глаза только тогда, когда все закончилось. Дара, бледная и счастливая, глубоко дышала, и врач передал ей младенца, когда она протянула к нему руки.
Светоч покрылся тревожной рябью. Нефра понял, что происходит что-то плохое, еще до того, как лицо Дары искривила гримаса боли, и все кинулись к ней, не понимая, в чем дело. Нерин торопливо забрала у нее ребенка, а врач распахнул сорочку женщины, когда та указала на живот.
Чернота. Ее живот стремительно чернел, будто пораженный скверной, родившейся внутри измученного тела. Но это была не просто какая-то болезнь. Побитая темными пятнами кожа неподвижно застывала, и при малейшей попытке пошевелиться,
