дело Мухиной. Это конечно, вряд ли, но от подобного фрукта можно ожидать чего угодно. Ну и, в-третьих, не мог ли он что-нибудь пронюхать про её участие в кражах?
Люба быстро взяла себя в руки и, небрежно бросив маленькую сумочку на стол, села. Богатько молчал. Пауза затянулась.
– Вы забыли, о чём хотели меня спросить? – задала вопрос Пожарская.
– Нет! – встрепенулся майор. – У меня что-то встряло в горле. Извините.
– Я заметила.
– Любовь… – Богатько забыл отчество Любы и, быстро достав из кармана маленький блокнот, заглянул в него. -…Владимировна. – Никита опять открыл блокнот и, полистав его, продолжил. – Тридцатого июня семьдесят четвёртого года, обворовали вашу квартиру.
«Слава Богу, он об этом», – подумала Люба и успокоилась окончательно.
– Мне нужно опросить вас об этом происшествии, – продолжал Богатько. – Вы хорошо помните этот день?
– Плохо!
– Это вы сейчас мне грубите? – Богатько начал приходить в себя. Он опомнился после шока от встречи с женщиной небесной красоты.
– Нет. Я отвечаю на ваш вопрос. Я плохо помню тот день.
– Но вам придётся вспомнить. Это важно!
Богатько, заложив руки за спину, стал в наполеоновском стиле расхаживать по кабинету и рассуждать о каком-то гражданском долге каждого члена общества. Любе стало противно. Она вспомнила Куприянова и его друзей, с которыми познакомилась на даче у Панкратова и сравнила их с этим, поросячьего вида человеком. Небо и земля. Ей вдруг стало противно находиться с майором в одном помещении. Она думала только о том, как бы поскорей закончить эту неприятную беседу.
– … Для того чтобы, – заканчивал свой монолог Богатько, – найти преступников и вернуть похищенное у вас, вам надо более активно сотрудничать со следствием.
– Товарищ майор, – Люба решительно встала со стула, – я всё подробно рассказала следователю ещё тогда, три года назад. Не сочтите за труд, поднимите материалы и всё прочитайте сами. А мне надо идти. У меня работа. Я не хочу тратить время на пустую болтовню. До свиданья, – Пожарская направилась к двери.
– Стойте! – заверещал Богатько. – Я ещё не закончил. Вы обязаны ответить на мои вопросы.
– Я вам на все вопросы ответила. Что вы ещё от меня хотите?
– Значит так!? – майор достал из кармана платок и вытер усыпанный крупными каплями пота лоб. – Хорошо. Будем действовать по-другому. Идите!
Утром Любе принесли повестку из милиции. Она не вчитывалась в содержание, только обратила внимание на номер кабинета и время. Пожарская даже не могла предположить, насколько мстительным и мерзким был Никита. Он не поленился выкопать то самое дело о краже в гримёрке. Найти Лебедеву. Заставить её заново написать заявление. Он прекрасно понимал, что из этого ничего не выйдет, но желание потрепать нервы Пожарской было велико. Это уже потом в его голову закралась мысль, а не приударить ли за этой красоткой. Почему бы и нет. Почему бы не воспользоваться удобными обстоятельствами.
1994 год. 30 июня. 20:47
– Нет, я знал, что он хитрый и продуманный интриган, – прервал рассказ Любы Куприянов. – Но это уже совсем глупо с его стороны.
– Глупо-то оно глупо, но ты бы видел его глаза, когда он вывалил на меня всю эту грязь. Я скажу больше, он даже не скрывал свою корысть.
– Мерзавец! – Василий опять по привычке достал сигарету и стал её тискать в руках.
– Не то слово. Знаешь к чему всё пришло?
– К чему?
1977 год. 21 марта. 10:31
– Вы понимаете, Любовь Владимировна, что это очень серьёзные обвинения, – с довольной, скорее ехидной улыбкой закончил свою тираду Богатько.
– А вам не кажется странным, что Лебедева, спустя столько времени опять пытается меня оболгать? Вы хотя бы об этом её спросили?
– Извините, гражданка Пожарская, это её право, – майор встал, взял стул и подсел близко к Любе. – Я не удивлюсь, что в тот раз, когда она забрала заявление, её просто заставили, запугали. Как вам такой вариант?
– Кто запугал?
– Кто-нибудь из ваших друзей.
– Не городите чушь, товарищ Богатько. Её сумочка нашлась, все деньги были на месте. Есть свидетели.
– Ну конечно. Но и у нас могут появиться свидетели.
– Свидетели чего?
– Того, что на Лебедеву надавили и вынудили отказаться от своих показаний. Забрать заявление. Да! Да! И не смотрите на меня так дерзко. Вы усугубляете своё положение.
– Значит, по-вашему, я должна сейчас заискивать перед вами? Тогда моё положение станет обнадёживающим, так?
– Ну видите, вы всё правильно поняли. А то ведёте себя прямо как баронесса. Разговариваете через губу, дерзите. А я, между прочим, очень даже хороший человек. Я могу вот эту бумажку, – Богатько потряс в руках заявлением Лебедевой, – спустить в унитаз. И всё. Никакого дела нет. Только для этого нужно ваше хорошее… нет, не правильно я выразился. Ваше очень тёплое отношение ко мне. Вы понимаете, о чём я?
Богатько при этих словах подвигался к Любе всё ближе и ближе. Она уже чувствовала его приторный, слащавый запах. Запах пота, смешанный с дешёвым одеколоном. Любе стало противно, она начала задыхаться и от этого запаха, и от негодования, поэтому молчала. Богатько это принял за маленькую победу. «Не говорит нет, значит думает, – решил он. – Надо дожать. Надо действовать наглее». Он поднялся, подошёл к вешалке, достал из кармана пиджака портмоне, и выловив оттуда десятирублёвую купюру, положил её перед Любой.
– У меня очень мало времени. Вот деньги, купите, пожалуйста, хорошего вина и приличный тортик. Я приду к вам сегодня вечером. Мы с вами в приятной обстановке обсудим всё вот это. И я надеюсь, все проблемы останутся в прошлом.
Люба посмотрела на рыжий червонец, потом на Богатько, с его потным, блестящим лбом, достала из сумочки пропуск и протянула молча милиционеру. Богатько решив, что он выиграл партию, размашисто подписал и вернул бумажку Пожарской. Люба встала, подошла к столу майора и в один миг смахнула все, что было на столе на пол. По кабинету разлетелись какие-то бумаги, письменные приборы. Настольная лампа со стеклянным абажуром звякнула об пол и разлетелась на куски. А червонец, лежащий на столе, оказался за воротником Богатько. Пожарская в этот момент почувствовала себя Маргаритой из романа Булгакова. Она громко рассмеялась и, держа высоко над головой пропуск, вышла из кабинета, добавив ко всему прочему громкий хлопок дверью.
1994 год. 30 июня. 20:47
– И что после этого? – спросил Василий, не заметив, как превратил сигарету в труху. – Неужели он отступил?
– К счастью, у меня тогда уже был Лейсбург, – Люба подвинула свой бокал ближе к Василию, давая намёк на то, что пора ещё налить. – Я позвонила ему. Удивляюсь себе! Почему я раньше этого не сделала? Наверное, не предполагала, что нарвусь на такую мерзость.
– И Лейсбург всё решил?
– Одним звонком.
Василий налил немного коньяка себе и Любе.
– И как это аукнулось Никите? – спросил он.
– А никак. Нет, может быть, его пожурили, даже возможно поругали, но этот непотопляемый остался на своём месте. И тогда мне пришла в голову бредовая мысль.
– Я догадываюсь какая. Подставить его?
– Да! Я не могла его простить. Слишком часто он стал появляться в моей жизни. Надо было что-то делать. Тогда я придумала комбинацию.
– Фокус с квартирой Туишева? – спросил Куприянов.
– Я не знаю как фамилия этого человека. Возможно Туишев. Директор мясокомбината.
– И Марго тебя поддержала?
– Нет. Она была категорически против. Но ты же меня знаешь? Если Пожарская решила, то преградой может быть только смерть.
– И как же ты провернула это дело?
– Очень не хочется тебе об этом рассказывать.
– Ты сама недавно сказала, что расскажешь всю правду. Любовь Владимировна, давай играть по правилам.
– Хорошо, Куприянов, хорошо. Только не называй меня Любовь Владимировна, как-то издевательски звучит это из твоих уст.
Василий склонил глубоко голову, давая понять, что принял это к сведению.
– Слушай, Василий, я так понимаю, что разговор у нас с тобой будет сегодня долгий. Так давай поужинаем.
Куприянов как-то неуверенно пожал плечами.
– Не отказывайся, – настаивала Люба. – Я хочу тебя
