бежать быстрее. Я гладила его широкие плечи, целовала дракона в ответ, и по музыке, звучащей в его сильном теле, понимала, что ему нравится. Он ласкал меня так настойчиво и умело, что весь мой лед растаял и закипел. Мои стоны и крики отражались эхом от стен пещеры, и я слышала свою страсть будто со стороны. А когда наши тела соединились, я полетела куда-то, все выше и выше с каждым новым толчком.
Стихии, поющие в Геррахе, вырвались на свободу, и мы словно оказались в центре урагана, и все вокруг перестало существовать. Остались только он и я. А еще горячие губы, срывающие жадные поцелуи, обжигающее дыхание, руки, обхватившие мои запястья, как будто я могла бы сбежать, и сильное тело, которое брало, но давало еще больше.
Драконья мелодия звучала теперь и внутри меня, наполняя мое тело диким ритмом и музыкой страсти, в которой звенело наслаждение. Я – ветер, а Геррах – мои крылья. И он понес меня так высоко, что вместо низкого потолка пещеры я увидела сверкающие звезды, а потом вспыхнула, как одна из них.
***
Амедея выскользнула из-под него, чтобы пойти к озеру, но Геррах не дал ей выйти под палящее солнце. Он сам принес воды, с благоговением смыл кровь, подсыхающую на стройных бедрах.
Наверное, он бы любил ее любой. Потому что внешность была лишь отражением ее чистой души. Но как же ему нравилась ее нежная кожа, сладкие губы, грудь, которую хотелось терзать поцелуями бесконечно. Тонкая талия в его ладонях, круглые ягодицы, которые так приятно сжимать – идеально!
– Почему ты улыбаешься? – спросила она.
– Потому что ты сделала меня по-настоящему счастливым, шехсайя, – сказал он, лаская ее взглядом. – Это как получить крылья и что-то еще.
– Что?
Геррах не знал, как передать свои ощущения.
– Как будто летишь в рассветном небе, и лучи обволакивают тебя нежным теплом, и мир вокруг кажется удивительно прекрасным, – попытался он объяснить. – Но при этом ты никуда не летишь.
Он потянул ее за руку и усадил к себе на колени. Погладил шею и расчесал пальцами спутавшиеся шелковые пряди.
– Было больно? – тихо спросил он, и Амедея покачала головой. – Устала? Хочешь есть? Пить? Спать? Нет? Отлично.
Он аккуратно опрокинул ее на одеяло снова, и Амедея засмеялась, упершись ладонями в его плечи.
– Подожди! – попросила она. – Снова?
– Хочу еще, – хрипло прошептал он, целуя ее шею и спускаясь ниже, к груди. Обвел языком затвердевшую вершинку и вобрал ее в рот.
– Давай… поговорим, – прерывисто вздохнув, предложила Амедея.
– О чем ты хочешь поговорить, моя шехсайя? – промурлыкал он.
Лизнул ее плоский животик, задержавшись поцелуями в ямке пупка, развел ладонями белые бедра.
– Мы ведь почти не узнали друг друга.
Геррах поднялся на выпрямленных руках и внимательно посмотрел в голубые глаза.
– Это не так, – возразил он. – Я знаю тебя, Амедея, как никого другого. Я люблю тебя больше всего на свете. Я умру за тебя, убью за тебя, сделаю все, чтобы ты была счастлива. – Задумавшись, добавил: – Вообще-то звучит пугающе. Если только не любишь в ответ. Но ты сказала, что любишь.
– Так и есть, – прошептала Амедея и приподнявшись на локтях, мягко поцеловала его в губы, и эта невинная ласка взволновала его как неопытного мальчишку. – Просто… Я не привыкла жить чувствами, Геррах, – призналась она. – Наверное, мне привычнее облекать все в слова. Вот переведи, что ты такое говорил, когда мы… Как там – элия шаниа. Сладкая – что?
– Шаниа – это вот здесь, – улыбнувшись, ответил он, погладив нежную плоть между ее бедрами, и Амедея слегка покраснела, а потом ахнула, выгибаясь, и ее тело с готовностью отозвалось на его ласки.
Ее поцелуи были как чистый родник, такой вкусный, что хочется пить еще и еще. Ее дыхание – свежий ветер, напоенный ароматом цветов. А ее тело – пламя, которым нельзя обжечься. Потому что он не боится огня.
***
Я выбралась из пещеры, только когда солнце стало садиться. Небо пылало закатом, а пустыня стелилась складками темно-желтого бархата. Лохматые пальмы склонялись над чистой гладью воды, безупречно ровной как зеркало. Я подошла к кромке озера, посмотрела в свое отражение, и женщина, улыбнувшаяся мне в ответ, показалась совсем незнакомой.
Она не стеснялась своей наготы и даже гордилась ею, зная, какую власть та дает над лучшим из мужчин. На ее коже остались следы поцелуев, и губы слегка припухли. Волосы растрепались, и женщина откинула их назад, обнажая грудь. Незнакомка казалась такой расслабленной, удовлетворенной, пребывающей в полной гармонии с собой и своим телом, и я вновь улыбнулась ей, а потом сладко потянулась, встав на носочки.
Мне еще предстояло познакомиться с этой частью себя самой, но я уже была от нее в восторге.
Я зашла в воду и, набрав побольше воздуха, нырнула и поплыла пока хватило сил. А когда вынырнула на поверхность, Геррах уже стоял на берегу, одетый в светлую рубашку и штаны, найденные в поклаже, и хмуро поглядывающий на ящерицу, которая чутко принюхивалась, поднимая треугольную голову, и била хвостом по песку.
– Надо ехать, Амедея, – сказал Геррах. – Сейчас.
За нами погоня. Я поняла это и без лишних слов. Всю негу смыло тревогой, и я торопливо вышла на песок. Геррах скользнул взглядом по моему телу и нехотя укутал меня одеялом, помогая вытереть влажную кожу.
– Этот оазис навсегда останется в моей памяти, – сказал он. – Надо будет потом поставить здесь какой-нибудь особый знак.
Будет ли это потом?
– Филипп никогда не отстанет, – вздохнула я.
– Филипп? – удивился Геррах. – Думаю, это погоня от правителя Аль-Малены. Мы устроили там беспорядки.
– Правителю на нас, по большому счету, плевать. А вот Филиппу нужна я. Он… он совсем сумасшедший, Геррах.
Стоило только представить, что я вновь окажусь в руках Филиппа, в его тонких белых пальцах, которые вечно подрагивали и будто перебирали невидимые бусы, как меня передернуло от отвращения.
– Он мертвый, – возразил Геррах. – Я не мог промахнуться. Стрела пробила его черное сердце, гниющее под белым костюмом, и Филипп сдох там, на арене.
Я покачала головой, виновато отвела взгляд.
– В общем, у него твое кольцо, – призналась я.
– Какое еще кольцо? – не понял он.
– Я сделала его для тебя, из драконьей чешуи, очень хороший артефакт получился. Не подумай,
