того, что в палубу с громом ударила молния. Она некоторое время оставалась стоять — высоченная, до самого неба колонна света медленно вращалась, потрескивая и выплёвывая электрические разряды в толпу, а затем исчезла. Все застыли на месте, ошеломлённо уставившись туда, где только что была молния. Маленет ослепило яркостью вспышки, а в ушах всё ещё звенело от прогремевшего разряда.
«Он умер», – подумала она.
Всё сражение встало. Даже сквиги замерли, остановленные каким-то звериным инстинктом, когда последние всполохи молнии рассеивались. От Трахоса не осталось и следа, на его месте в палубе зияла курившаяся дымком, светившаяся от жара, оплавленная дыра.
Маленет спрыгнула на палубу, тряся головой и приготовив к бою ножи, неуверенной походкой направилась туда, где только что был грозорождённый. Она была на полпути, когда гигантский сквиг забил своими деревянными крыльями и поднялся в воздух. Выжившие гроты забирались обратно в паланкин по верёвкам и сброшенными верёвочным лестницам.
Маленет настолько была захвачена своим порывом, что не обращала внимания на парившего прямо у неё над головой сквига. В последний момент, почувствовав неладное, она остановилась и посмотрела наверх, увидев летевшую в неё бутылочку. Она вскрикнула, когда облако спор окутало её, заполняя лёгкие и лишая её дыхания. Она зашаталась, закашлялась, пытаясь сделать вдох. И, в конце концов, смогла выкрикнуть одно единственное слово: «Готрек!»
Споры продолжали душить её, и Маленет упала на колени. Дюжины влажных плетей оплелись вокруг её тела, они жалили её кожу, затягиваясь всё туже и туже. Она ловила ртом воздух и ругалась, пока споры окончательно не заблокировали её ноздри и горло. Она больше не могла дышать. Перед глазами всё поплыло, и она повалилась на палубу.
Грот в доспехах бежал к ней, когда из продолжившейся свалки вырвался Готрек и ударил своим топором прямо по его шлему. Удар был такой силы, что Истребитель разрубил грота на две половинки. После чего Готрек, казалось, вновь потерял всё желание драться, уставившись на то место, где погиб Трахос.
Маленет пыталась снова позвать Истребителя, но не могла подать ни звука. Её лёгкие горели, а в глазах темнело. Она увидела дуардина, стрелявшего в Трахоса. С выражением сильного испуга он подбежал к Готреку.
– Твоя видеть? – закричал дуардин. – Они захватили альву.
Готрек посмотрел на него, покрытое кровью лицо Истребителя было маской гнева. Харадронец запнулся, задрожав от ужаса, но продолжил вопить.
– Они тащить её в Местечко Лунакороля! На Жирноболото!
Маленет чувствовала, как сознание покидает её. Ей казалось, что она видит Готрека со дна глубокого тёмного колодца.
Истребитель хмыкнул.
– Туда ей и дорога, – сплюнул он, ударом топора зарубив очередного сквига.
– Но ведь она твоя друг, – ахнул дуардин.
Готрек хохотнул с горечью, развернулся и затопал прочь, раздавая направо и налево удары топором.
Маленет почувствовала, как её тело начало подниматься с палубы, когда темнота, наконец, полностью её поглотила.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
– Вижу изъян, – князь Элаз стоял перед одним из шести зеркал, которыми была уставлена его опочивальня и с болезненным выражением на лице тыкал пальцем в гладкую поверхность.
Толдос называл своего господина «он», хотя, по правде говоря, Элаз принадлежал к обоих полам. А может быть и ни к одному из них. Он был уникальным созданием. Элегантный и мускулистый, утончённый и брутальный. Исключительно совершенный. Толдос обожал своего господина и без каких-либо колебаний отдал бы за него свою жизнь. Видеть его в тревоге было настоящей пыткой для Толдоса, и он бросился к зеркалу. Князь был прав. В верхнем углу стеклянной поверхности виднелась крохотная имеющая форму полумесяца отметина. Толдос натянул свой шёлковый рукав на ладонь и попробовал аккуратно её оттереть. Затем он начал тереть сильнее, его сердце учащённо забилось, когда он понял, что отметина была под стеклянным полотном.
– Я немедленно прикажу его заменить, ваше высочество, – сказал он и, видя, что князь всё ещё глубоко обеспокоен, бережно отвёл его к кровати и помог с периной и покрывалом. – Отдыхайте, ваше высочество. К тому времени, как вы проснётесь, всё будет как раньше. Обещаю.
Элаз кивнул, хотя беспокойство не покинуло его взгляда. Толдос дождался, пока его господин, улёгшись поудобнее, наконец, заснул. Затем с нежностью коснулся рукой идеального плеча князя, жгучая грусть переполняла его. Всё это было неправильным. Сейчас должно было быть время для празднования. На протяжении многих лет небесные флотилии Барак-Урбаза являли серьёзнейшую проблему. Было попросту невозможно выстроить достойное Слаанеша княжество, пока харадронцы гнобили их на каждом шагу, истребляя с неба их нарядные воинства, сбрасывая бомбы на их белоснежные дворцы. Но за последние несколько месяцев ситуация изменилась. Небесные флотилии ушли на другие фронты, бросив этот край. Элаз наконец-то реализовал свой богом-данный потенциал, он на голову разбил армии людей и альвов, сопротивлявшихся его отвоёвыванию этой части Айады. Он захватил так много крепостей и поселений, что его власть уже была неоспоримой. Если корабли Барак-Урбаза когда-нибудь вернутся, они подвергнутся полномасштабному нападению со всех сторон. И увидят, что Элаз окружён такой аурой божественной мощи, что он скорее полубог, чем обыкновенный человек. Это должно было стать настоящим триумфом князя, но его постигла трагедия. Трагедия такая странная и непонятная, что даже самый верный из его слуг не мог ему помочь.
Как раз в тот момент, когда он должен был вести свои воинства к победе, князь пал жертвой необъяснимой одержимости. Вместо возвращения земель, потерявших защиту харадронцев, он оставался в своей зеркальной опочивальне, проводя дни напролёт уткнувшись носом в стеклянную поверхность, всматриваясь в свои собственные глаза. Его завоевательные войны замерли на пороге триумфа, но князя они больше не интересовали. Его больше не интересовало ничего, кроме его собственного прекрасного лица.
Элаз будет спать много часов, но Толдос всё равно бежал по залам дворца, на ходу отдавая распоряжения своим слугам. Негодное зеркало невозможно было починить. Его следовало заменить точной копией. Большинство опочивален дворца тоже были зеркальными, однако замена должна идеально подойти к одной конкретной раме и не отличаться яркостью от других пяти зеркал. Князь обязательно заметил бы даже малейшее отличие. Следующие несколько часов были очень напряжёнными, и к тому времени, как он рухнул на свою кровать, Толдос дрожал от изнеможения. Ему пришлось выпить несколько бокалов вина, прежде чем он смог, наконец-то, заснуть.
– Ты обещал мне, – сказал князь, когда Толдос вошёл в его покои следующим утром. Лицо князя было бледным, и он, не отрываясь, глядел в заменённое зеркало. Толдос помедлил на пороге,
