в цех, Корякин бросил на меня быстрый взгляд, но я лишь неопределенно пожал плечами. Тот понятливо кивнул в ответ.
В дальнейшем, обдумывая разговор с Куликовым, да и все произошедшие события в целом, я выделил несколько основных моментов. Покушение на Лешу, покушение на меня, гибель бригады Зуева у десятого цеха в результате, как оказалось, очередной случайности. Смазывать патрубки машинным маслом запрещалось во всех инструкциях по технике безопасности, и не мог опытный бригадир или его люди совершить подобное действие. В замкнутом объеме при контакте с маслом тут же образуются взрывоопасные соединения, которые могут сдетонировать. Что и случилось. Значит ли это, что некто специально заранее смазал патрубки маслом? И опытные рабочие этого не заметили? Не стыкуется. Или темное время суток сыграло свою роль, и они попросту не увидели опасность?..
А что вообще находится в десятом цеху? Я покопался в воспоминаниях, но этими знаниями Димка не обладал. Спросить Петра Михайловича? Не сейчас, он и так хмур больше обычного. Еще бы, два пацана втянули всю бригаду в мутную историю, да еще в итоге пришлось врать милиции и НКВД. Лучше к нему не лезть со своими вопросами, а выяснить про десятый цех из других источников.
Что могли делать зуевцы ночью рядом с далеким цехом? Планировали устроить диверсию? Тогда кислородный баллон, который они прихватили с собой, был понятен. Возможно, желали что-то подорвать. Но что? Целей было много, но вряд ли они разменялись бы на нечто банальное. Нет, нужно думать более глобально. Но никаких толковых мыслей мне в голову пока не приходило. Внутренняя территория Танкограда хорошо охранялась, и любое перемещение во внеурочное время между цехами отслеживалось… раньше. Сейчас же, когда завод работал круглосуточно в несколько смен, а число рабочих достигло рекордных высот, охрана попросту могла не справляться со своими задачами.
В перерыв ко мне подошла незнакомая невысокая девушка и спросила, сердито глядя снизу вверх:
— Дмитрий Буров?
Я оглядел ее, прежде чем подтвердить свою личность. Девице было лет восемнадцать на вид, симпатичное, но простоватое лицо, толстая коса, платок на голове, одета в толстый ватник и длинную юбку до щиколоток, на ногах — сильно потрепанные временем ботинки.
— Он самый!
— Меня зовут Мария Снегирева. Я помощник комсорга объединенной комсомольской ячейки сборочных цехов. У меня к тебе вопрос: почему ты до сих пор не появился ни на одном нашем собрании?
Я тяжело вздохнул. Только этого мне сейчас не хватало! Нет, я не против дополнительной общественной нагрузки и готов выполнить все… ну, или почти все, что мне поручат. Вот только момент Снегирева выбрала совершенно неподходящий. День и так был тяжелым, не до разговоров, а тут еще столь агрессивный натиск от незнакомой девицы.
— Да как-то все не получалось… — ответил я первое, что пришло в голову.
И тут же получил гневную отповедь от Марии:
— И это слова комсомольца? Да знаешь ли ты, Буров, что нам сам товарищ Светлов из обкома ВЛКСМ звонил касательно тебя. Сказал, что ты — знаменитость союзного масштаба, и что горишь желанием помочь словом и делом! Горишь ли ты, Буров?
— Горю, — печально согласился я.
— Что-то я не вижу, как ты горишь! Скорее, едва тлеешь… так не пойдет! С этим нужно что-то сделать! Кстати, ты ведь в бригаде Корякина? Там у вас должен работать некий Носов — тоже ни разу его не видела. Значит так, чтобы оба вечером были на собрании. Оно пройдет в актовом зале!
Вот же привязалась, и не отделаться, придется идти. Иначе начнут бучу поднимать, а мне ругаться с ними никак нельзя. Я так думаю, во многом от заводских ячеек и будет зависеть, кого примут в корпус, а кого нет. Положительная рекомендация нужна обязательна, а ее придется заслужить.
— Понимаешь ли, Маша… — начал было я, но девушка меня тут же сердито перебила.
— Меня зовут Мария, или товарищ Снегирева! А эти унижающие женское достоинство сокращение попрошу оставить при себе!
Вот так! Какая молодая, а уже феминистка. Нет уж, если ее сразу не поставить на место, обязательно сядет на шею.
— Знаешь что, товарищ Снегирева, а не кажется ли тебе, что среди комсомольцев не должно быть места половым различиям. Мы все друг другу в первую очередь товарищи! Какая первая и главная задача комсомольца?
— Какая? — чуть опешила от моего напора Маша.
— Учиться! Без знаний нельзя построить коммунизм. Согласна со мной?
Снегирева кивнула, я же продолжал:
— А вторая важнейшая задача — применить эти знания и умения на благо страны, и передать их другим, показав своим примером, что комсомол — самое передовое молодежное движение во всем мире! Вот мы с товарищем Носовым наши знания и применяем на практике, поэтому и на собраниях не часто бываем. Но ты не думай, что мы манкируем своими обязанностями. Перед новым годом к нам на завод приедут репортеры из «Челябинского рабочего», и я расскажу им о той работе, которую каждый день самоотверженно проделывают комсомольцы нашего завода! Уверен, этому примеру последуют многие и многие молодые люди нашего города и области! Думаю, что общее фото нашей ячейки, которое разместят в газете, покажет всем честные и открытые лица нашей заводской молодежи! Что скажешь теперь, товарищ Снегирева?
Второй раз за день я прибегнул к палочке-выручалочке в лице еще незнакомых мне репортеров, и второй раз этот фокус сработал на «ура».
— Да ты что? Правда? Будет фото в газете? — весь ее пафос как рукой сняло. Маша зарделась, словно юная девочка, кем она, собственно, и являлась. — И лица будет видно? И мое тоже?
— Конечно! Подаришь газету всем родственникам и друзьям! Пусть знают, какое важное дело ты, товарищ Снегирева, делаешь! Они будут тобой гордиться!
— Ой, Буров… Дмитрий… какой же ты молодец, что договорился об этом интервью! Мы-то считали, что ты зазнался после публикации, а ты оказался вовсе не таким! Но на собрание сегодня все же оба приходите, хорошо?
Я обреченно кивнул.
— Будем!
Снегирева убежала, легко, как на
