Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
тени, чуть дыша, Встали у небесного предела. Там, вверху, сидел бы добрый Бог, Здесь, внизу, послушными рядами, Призраки с пресветлыми чертами Пели бы воздушную, как вздох,
Песню бестелесными устами…[3]
Фра Филиппо Липпи. Во времена Возрождения личность художника выделялась особо. Здесь нельзя отыскать заурядную биографию, художник в нее не вмещается, зато жизнеописания захватывают.
Таков Филиппо Липпи – неуемный женолюб, смутьян, широкая натура. Вырос при монастыре, посвятил себя служению Богу, но так и не смог смирить темперамент и мужское жизнелюбие. Разрывал на веревки простыни и сбегал на свидание из закрытой кельи. По иронии судьбы, которая чужда благоразумным людям, был настоятелем женского монастыря. Выкрал из монастыря послушницу, произвел от нее сына – Филиппино Липпи, продолжившего отцовскую профессию. Папа махнул на Липпи святейшей рукой, освободил (по ходатайству герцога Козимо Медичи) влюбленных от монашеского обета и дал разрешение на брак. Жена вместе с младенцем позировала мужу для Святого семейства. Был слух, что Липпи отравили родственники соблазненной им женщины. Вообще, о Липпи много разного говорили, он этому способствовал.
Поражают и восхищают женские лица в работах Липпи. Они замечательно красивы, поэтичны, чувственны. И совершенно неподвластны ходу времени. Одежда, интерьер – это из прошлого, но сами лица живые. Или почти живые, если проснуться и досматривать сон уже наяву…
Сын – Филиппино Липпи иэготовил мраморное надгробие с бюстом на могиле отца (умер Филиппо Липпи в 1469 году) в соборе города Сполетто. И вырезал на мраморе эпитафию. Автор Анджело Полициано, на русский язык эпитафию перевел Александр Блок.
Здесь я покоюсь, Филипп, живописец навеки бессмертный,
Дивная прелесть моей кисти – у всех на устах.
Душу умел я вдохнуть искусными пальцами в краски,
Набожных души умел – голосом Бога смутить…
Было время (первая половина пятнадцатого века) – Фра Беато Анжелико и Фра Филиппо Липпи считались лучшими художниками Флоренции. В Национальной галерее в Вашингтоне есть их совместная работа Поклонение волхвов.
В стране, где тихи гробы мертвецов,
Но где жива их воля, власть и сила…[4]
Вот соображение, годное для судьбы всех музейных экспонатов. Зритель не способен надолго задержать взгляд на изображении. Просматривается сюжет, выхватываются детали… и взгляд уходит. Казалось бы, явная несправедливость. Художник пишет картину месяцами, а зритель рассматривает ее на ходу, в процессе того, что называется посещением музея. Как можно при этом оценить труд художника, даже если уразуметь под этим трудом уникальность и силу таланта. Эта несоответствие обидно художнику, если он вдруг задумается. Но, к счастью, эти картины, эти мгновения остановлены, время собирает минуты в часы и годы, возвращает их художнику, и справедливость торжествует…
* * *
Похоже, что мы – сегодняшние зрители нашли себе достойное общество, и наблюдаем за происходящим заодно с теми, кто расположился напротив и приглядывает из глубины изображения. За окнами наше время, мы никак не можем за ним поспеть. Но сейчас нам некуда спешить, мы не торопимся, и они (те, кто с картины) смотрят, наблюдают. Они делятся с нами своим прошлым. Они сохранили его для себя. А мы?.. Присоединяйтесь, если хотите. У нас все впереди. Не так ли?..
* * *
Они и мы – реальный и вместе с тем фантастический мир. Кто участники, а кто свидетели? Взгляд не снаружи, с небес, а из мирской круговерти. Возрождение доверило святость распутным Папам, а само озаботилось поисками красоты и смысла. Красоты хватало и в античные времена, но много воды утекло, нужно было осмыслить и пересказать жизнь заново. Темные века, войны, голод, эпидемии. Человек томился, ждал и прозревал. Это обновление зрения и мира стало Возрождением. Не только картина, а хроника открытий самого художника.
И пусть они десятки тысяч раз изображали мадонн и святых, и пусть иные из них творили, надевши рясы, стоя на коленях, и пусть их мадонны чудотворны даже в наши дни – все они были одержимы лишь одной верой, и лишь одна религия пылала в них огнем: тоска по себе самим. Для них наивысшим восторгом было – делать открытия в глубинах собственной души. Трепеща, доставали они оттуда на свет эти открытия. А поскольку свет тогда был Божьим, то Бог и принял их дары.[5]
КАК ЭТО НАЧИНАЛОСЬ. Вот Джотто ди Бондоне… учится преодолевать законы средневековой иконописи, старается оживить изображение, рассказать сюжет, передать характеры. Будущим поколениям художников это кажется само собой разумеющимся, но это не так, это нашел Джотто, он прошел путь впервые, еще наугад. Это было подобно чуду. Ведь плоскость изображения двухмерна. Но Джотто нашел способ, создал иллюзию пространства, и оживил действие. Придав изображению глубину, он превратил икону в картину. Люди шли в церковь не глазеть на картинки, они проживали в них важную часть собственной жизни. Наиболее важную – общение с Богом… И вот результат. Верующие толпой отправились в расписанную Джотто церковь, обезлюдив соседние приходы. Люди разобрались, а настоятелям покинутых церквей осталось жаловаться по начальству.
ОПЫТ ПЕРУДЖИНО. Художник рисовал, красил, искал средства и возможности изображения. Верующие (они же зрители) узнавали в этом изображении себя, не по одному, а все вместе. Ничего подобного раньше не было. И вот спустя сто пятьдесят лет после Джотто Пьетро Перуджино создает для Ватикана грандиозную фреску: Иисус вручает ключи от Царствия Небесного апостолу Петру. Какому писателю-фантасту этот сюжет придет в голову? Может быть Р. Брэдбери? А здесь все просто и очень всерьез. Главные участники действия – Иисус, Петр, прочие духовные лица, выстроившись навстречу друг другу, осваивают пространство картины. Это только ее часть. Подальше, в глубине изображения обитают горожане, разгуливающая и пританцовывающая публика, которой как бы не касается эпохальное событие. Передача ключей может состояться без них, так это выглядит. Зритель знает свое место. Не мы (мы – само собой), а тот зритель – со второго плана картины. Он должен узнать себя и разделить с главными лицами торжественность момента.
Еще бы. Материальное имущество переходит из рук в руки. Ключи от Царствия Небесного! У тех – на втором плане жизнь веселей. А заодно и мы присутствуем. Дело нешуточное, сам Христос вручает ключи коленопреклоненному апостолу. Куда как серьезно… Но, ведь, и весело. Стоит запомнить, хотя бы на всякий случай. Особенно, если вы католик. Вполне может случиться, именно с вами. А там и лев рядом возляжет… 1482 год, когда это написано – вручение ключей… Как
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
