Книга Домик в деревне - Кай Вэрди

Марья, не смея ослушаться, неловко сползла в воронку. Огляделась… И вдруг слышит шепот:

– Теть Маш… Вы? Мы тута… – и детский всхлип. – Уже все? Давно тихо…

Марья наклонилась на голос, заглянула под бревна… А там дети сидят.

– Господи… – всхлипнула Марья, прижав концы платка ко рту. – Как же вы тут, а?..

– Мама? – раздался вдруг родной до боли голосок сына. – Мамочка! – зарыдал в голос мальчишка, выбираясь из-под бревен и кидаясь к матери. Следом за ним оттуда же выбрались мальчик и девочка постарше, и помогли вылезти еще троим малышам. Они стояли потерянные, прижимаясь друг к дружке. Володя Акунин держал на руках соседскую девочку, вцепившуюся в него мертвой хваткой, а Катюшка Боброва держала за руки еще двоих малышей.

– Как?.. – глядя на них поверх головки прижавшегося к ней сына, с трудом выговорила Марья.

– Мы сами убежали… – ответила ей Катюшка. – Володя нырнул в кусты, а я за ним. А когда немцы бегать стали, мы поползли, а потом сюда спрятались. А тут Аринка с ними сидит, – девочка кивнула головой на малышей, – рты им ладошкой закрывает, чтобы не кричали, – рассказывала девочка. – Потом нам их отдала, а сама исчезла… Только тихо сидеть велела, как мыши, и чтоб ни звука, пока она за нами не придет.

– Ага, – подтвердил слова девочки Володя. – А они пищат, им страшно, еще и есть захотели… Насилу справились с ними… – пожаловался мальчик. – Теть Маш, а мамка моя дома? А сестры и братья? Они живы?

– А мои? – подхватила девочка.

Марья села на землю, прижимая к себе практически воскресшего сына, и, уткнувшись в платок, стянутый с головы, горько зарыдала, не зная, как сказать ребятам, что и матерей у них больше нет, и дома немцы спалили…

У одного из спасенных малышей оказалась жива мать, у второй девочки уцелел старший брат. А Володю с его соседкой и Катюшку Марья к себе взяла. Вырастила всех, словно своих, но фамилию детям не меняла. Никто в деревне не менял – не хотели, чтобы род прервался, да еще потому, чтобы знали дети, кто они и откуда.

А утром пошли мальчишки за водой на колодец, да к оврагу свернули – тянуло их туда неимоверно, все казалось, что вдруг все – сон страшный? И вовсе ничего и не было? Такие мысли бродили в голове у каждого – не могли они смириться, что в один день всех потеряли.

Подошли мальчишки к оврагу – глядь, а там след по земле свежий, будто полз кто. Пошли они туда. В самый бурелом забрались – а там Нюрка лежит. Израненная вся, в земле, в крови, в грязюке, чуть живая. Ну, мальчишки с трудом вытащили ее да в деревню и понесли. Укрыли в сарае у пустого дома, побежали за бабами. Те примчались, перепрятали ее получше, отмыли от грязи, пули ей вынули, как смогли, да перевязали. Никто и не верил, что выживет она, а она выкарабкалась. Зубами за жизнь цеплялась, но выбралась.

Оклемалась чуть, и рассказала тогда, что очнулась она в могиле. Дышать нечем, земля давит. Стала она пытаться шевелиться – получилось. Неглубоко закопали их немцы, землей кое-как присыпали, лишь бы тела прикрыть. Вот она и смогла выбраться. Да и Аринка помогла, дорогу ей сквозь землю пробила. Выбралась, а встать не может – и сил нет, и болит все. Полежала, поплакала. А после поползла. Заползла в кусты куда-то, куда, и не знает – как в тумане все, ползла только из упрямства. А как в кусты-то залезла, так вовсе чувств лишилась. Очнулась уже только в сарае.

А как очухалась, так плакала все время, с Аринкой разговаривала да прощения у нее просила, объяснить все ей пыталась, что не хотела она, чтобы та тонула, испугалась сильно, потому и сбежала. А как отец с Левонихой у ней спрашивать стали, еще больше испугалась, потому и не сказала, что вместе они были.

Год спустя и немцев погнали. Хотя в деревеньку они уже не особо совались – хороший урок в тот день получили. Прислали старосту, да с него и спрашивали.

Нюркин дом уцелел. Как смогла на ноги встать, так в свой дом вернулась. Возле порога качели изладила для Аринки. Да есть без нее отныне не садилась – как за стол садится, так на порог выйдет, да Аринку зовет, кушать приглашает. Сперва-то думали, совсем Нюрка с ума сошла, ан нет. В разуме она была, тока вот Аринка уж вовсе от нее прятаться перестала.

Сергей, сын Нюркин, в одном из боев ранен был. Отправили его в госпиталь. И вот увидал он там медсестричку одну. Девчонка и девчонка – глазки ясные, серые, личико неприметное, остренькое, волос светлый, короткий, кудри вьются, да задорно из-под платка выбиваются пружинками. Только вот добра девчонка была, никто от нее слова грубого не слышал. Как в бреду кто – не отойдет, будет возле сидеть, тряпку холодную на лоб класть, да менять ее исправно. Жалела она всех. Жалости да доброты у нее на десятерых бы хватило. А ежели помрет кто – обязательно адрес разузнает да родным отпишет. Хорошая девочка, светлая, хоть и молоденькая еще – семнадцать ей едва минуло.

Вот и возле Сергея просидела не одну ночь. А как стал парень из бреда выныривать – глаза ее серые видал да ямочки на щеках. Как полегчало – уж не сидела возле него Дашенька, а все одно – пройдет мимо – улыбнется, слово доброе скажет, как дела, спросит. А вскоре глаза ее серые наважденьем для парня сделались. Дня прожить без них не мог. Да и она к нему привязалась – парень-то красивый, высокий, в боях бывал, пулям не кланялся. Да и не ленивый – чуть полегче ему стало, стал помогать сестричкам, чем мог. Сперва бинты лежа скручивал да корпию щипал, а как сидеть смог хоть немного – и ремонтировать стал, чего попросят.

А как вставать начал – наберет букет листьев опавших, разноцветных, да Дашеньке несет. Али венок сплетет из листьев да веток рябины с ягодами алыми, а то бусы ей из той же рябины изладит… Смеялась Дашка над ним, смеялась, да сама и не заметила, как сердечком-то к парню и приросла.

А время шло, Сергей поправлялся. Узнала Дарья однажды, что выпишут его вскоре. Ночь проплакала, а утром любимому и сказала, за шею обнимая…

Парень задумался, стянул ее руки с шеи своей, ладошки ее нежные зажал в руках больших, теплых.

– Дашенька… Не знаю, что нас ждет далее, живы ли останемся? Не могу я обещать тебе счастья великого, не могу обещать, что вернусь обязательно, но то, что вернуться постараюсь – это я обещаю. Выходи за меня замуж, милая. Жди меня, а я все сделаю, чтоб живым только к тебе вернуться.

Дарья, глядя в его глаза своими светлыми, чистыми глазищами, только кивнула, да к груди милого прижалась.

Пошли они в местный ЗАГС, и в виде исключения, так как Сергея отправляли на фронт, молодых расписали. Главврач выделил молодым дальний флигелёк и предоставил Дарье отпуск на пять дней.

Спустя пять дней Сергей уехал. А еще через пару месяцев Даша поняла, что беременна. Но ее письмо с радостным известием мужу вернулось нераспечатанным, к нему было приколото другое, написанное незнакомой рукой, в котором сообщалось, что ее муж, выполняя задание, попал в засаду, и, чтобы не оказаться в плену врага, подорвал себя гранатой.

Даша поплакала, но, стараясь сберечь дитя, уехала домой, на Север. К счастью, до ее города немцы не дошли. В положенный срок родила мальчика, назвав его Сергеем, в честь отца.