но им явно не приходилось раньше сталкиваться с подобным. Привыкшие к полуживым жителям города, они платили за медлительность своими жизнями. Короткий цикл существования Сарсура я прервала перед актом размножения, и это, я считаю, крайне значимый вклад в общую победу Бирюзовой армии. Кому как не мне знать, что может подбодрить, ведь я осталась одна против пятнадцати тараканов, не меньше.
Эти дурачки нападали по очереди, порой толкаясь и сбивая друг друга на подступе. Думали, что узнают, каков мой рот изнутри, но вместо этого отведали разгорячённого клинка. Он даже лезвием не успевал касаться Сарсуров, своим жаром заранее оплавляя мясо тараканов. Они не визжали, лишённые таких же жвал, как их наружные братья, и вместо этого сдавленно пищали. Вся битва с ними была унизительно тиха. Никаких салютов артиллерии, никаких выкриков соратников по оружию, и нет тараканьей мольбы о пощаде. Лишь свист моего клинка в воздухе, глухое шипение растворяющейся плоти в другой такой же субстанции, только другого цвета. Никому и не докажешь потом, что единолично с доблестью зачистила небольшое гнездо. Все трофеи плавились на глазах, лишая даже короткого ощущения победы. Гнусно, эти твари пытались оставить меня без малейшей радости. Не прощу.
С последним из них я расправилась по-особенному. Не отрезала лапы целиком, а сначала обрубила маленькие стопы. Ни на одну ножку не обопрёшься, и искалеченный Сарсур забавно пытался от меня уползти, прижавшись брюхом к земле. Оборачивался своим гибким телом, силился узнать, всё ли ещё я преследую его. Да я и не собиралась останавливаться. Его тело отлично разделено чешуйками на десять ровных частей. Я начала с задницы, как по разметке идеально отрубая понемногу от таракана. Он каждый раз чуть в кольцо не сворачивался, но продолжал своё бегство. Я с особым азартом делала каждый взмах, и на шестой чешуйке таракан перестал убегать. А он точно был ещё жив. Пусть его дымящиеся внутренности теперь вполне можно назвать наружностями, он двигал усами и еле заметно крутил головой. Я встала над ним и занесла клинок повыше, чтоб с такой силой рубануть, что таракан вообще перестанет быть похожим на такового.
На лице остались ошмётки последнего Сарсура. Не в силах самолично проверять, я попросила Элис просканировать местность и связать с заданием по устранению. Минута, и помощница вернулась с крайне приятной новостью. Первый участок зачищен, только внутри свербит чувство, словно я что-то забыла. Не смогла сделать, не успела, поэтому не заслужила наград. Я понимала природу таких мыслей, но справиться с ними в таком гнетущем одиночестве невозможно. Я уж точно знаю, ведь пытаюсь подобное провернуть с самого детства.
Жи́ла пуста, и я вернулась в город. Тут хотелось всё-таки увидеться с вождём. Он словно прочитал мои мысли и сразу прислал сообщение на ВЕРИ-СМАРТ. «Тараканов больше нет. Ни одной сигнатуры. Спасибо. Остались две точки. Когда их выполнить — решать только тебе одной». Я уже занесла палец, чтоб поставить активной вторую точку, но тут же задумалась. Не уверена, что справлюсь, если нечто схожее с событиями пещеры увижу ещё раз. Слишком мало времени прошло. Я в обиде на саму себя, что не могу с этим совладать. Внутри всё рушится, и одна Элис знает, насколько мне плохо. Как лучшая подруга, она смолчит ещё раз, ведь она тоже читает каждую мою мысль, пропуская сквозь свои алгоритмы и мельчайшие идеи.
Хочется вернуться в бар, чтоб сбросить этот Отсчёт. Так скорее наступит следующий. Пусть тогда рискую даже не дожить до третьей вылазки. Застрявшая в выборах, я двинулась сквозь просыпающийся город. Не знаю, какое тут производство, помимо спиртного, но десятки жителей сновали туда-сюда. И все спешат, словно без их торопливых движений всё поселение застрянет в подвешенном состоянии. Смешные, словно совсем маленькие таракашки, думающие, что уже способны на нечто большее. Знали бы они, что творится за стенами их маленького мира, так давно бы вождя или силой, или уговорами заставили вывести их наружу. Ну или же они обо всём в курсе…
Не смотрю на время, бесцельно шатаясь по одинаковым улочкам. Огибаю прохожих, они не замечают меня. Скольжу среди тел, ощущая своё всё более прозрачным. Уже два раза прошла мимо бара, делая очередной круг по площади. И башня кружится над головой, накрывая плотным слоем тощей тени. Вывеска опять, и снова вывеска. Запах спирта у ноздрей, руки чешутся, еле держащие шлем. Я углубилась в город, направилась к окраинам, а бар словно ступает по пятам. Ком в горле сдавил как чужие пальцы, и я бегом отправилась подальше от центра. Случайно ударяла плечами людей, те вслед кричали проклятья. Мне же скорее хотелось скрыться. Так всё похоже на мир, который видела маленькая девочка, выросшая в интернате. Чёрное небо, ненастоящее Солнце, и люди вокруг не видят своего, только отщепенца, непонятно зачем появившегося на их улицах.
Конечно, я не нашла родного дома. Хибары стали не то, что одноэтажные, а вовсе превратились в палатки и открытые лежаки. Одни пустые, другие покрыты кровью и мочой. Запах плотной стеной оградил центр от этих мест, где люди давно забыли, что значит быть людьми. Здесь как-то привычнее, и борюсь с желанием спросить, есть ли у кого Экс. Брожу между свалок, между полуживых тел. Они скрипят, оборачиваются в мою сторону, все молчат как один. Наблюдают, словно готовятся единовременно высказать всё, что думают обо мне. Я знаю, в их головах роятся жуткие мысли, страшные идеи. Дай малейший повод, и услышишь всё, что боишься услышать.
Я бы с радостью провалилась во тьму, которой оканчивается этот район. С мяса в пропасть стекают все людские жидкости. Они прилипают к подошвам, оседают на сапогах плотным слоем. Его не смыть, не содрать. Теперь он часть моего костюма, а соответственно и часть меня. Не знаю, куда себя деть. Жую перчатку, пытаясь прогрызть плотный материал, чтоб добраться до кожи. Я — самое вкусное, что только появлялось в этом городе. Не сомневаюсь, просто хочу ещё раз убедиться.
Сзади хлюпающие шаги. Знаю, что ко мне кто-то идёт, но не оборачиваюсь. Пусть сделает, что хочет, а там посмотрим. Кто из них достаточно смелый, чтоб приближаться к генералу Бирюзовой армии при полном обмундировании?
— Вам чем-то помочь?
Тонкий голосок, и старик согнулся почти пополам. На спине проглядывает каждый позвонок, а лицо закрыто густой бородой. Словно скелет, и руки тонкие как рукоять ПП. Я старалась не смотреть ему в глаза. Влажные, будто он готов вот-вот заплакать, однако сдерживается зачем-то. Такие глубокие, хранят наивную
