Книга Бумажный домик - Франсуаза Малле-Жорис

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60

XIX век считал социальные притязания чуть ли не пороком. «Знай свое место!» Откровенный гнет, он неминуемо порождает бунт или бегство. XX век видит в социальных претензиях добродетель и чуть ли не долг. «Знать свое место», «не иметь амбиций» — отныне приобретает уничижительный смысл. Если всю жизнь вы остаетесь прислугой или рассыльным в канцелярии, виноваты вы сами. Сколько можно твердить, чтобы вы записались в Средиземноморский клуб и купили себе твид со скидкой! Этот скрытый гнет, он оборачивается бунтом против вас самих и превращает его в самообвинение. «Женщина обязана быть красивой» — заголовок в одном женском журнале. Почему вы не занимались каждый день гимнастикой? (На следующий день после аборта не очень-то позанимаешься.) Почему вы не бегали по магазинам и не достали себе то самое прелестное платье, которое выпустили в восьми размерах и пяти цветах? (После восьмичасового рабочего дня, да когда еще дома ждут дети, не очень-то побегаешь, отвечаете вы неуверенно.) Почему вы не читаете эту газету, она стоит гроши, а вы должны быть в курсе? (Потому что я «дошла» и предпочитаю «Тарзана», — но это, конечно, не ответ.) «Раз так, — торжествует Общество, — раз вы не стали генеральным директором или манекенщицей высшего класса, не вздумайте жаловаться. Все было в ваших руках».

Самое потрясающее, что люди в это верят. Чтобы оплатить машину, купленную в кредит, приходится из кожи вон лезть, и ведь куда спокойнее и проще читать «Черные одежды» или молиться (опиум, если хотите, но опиум все же успокаивает, а децибелы доводят до безумия; кредит, тирания моды, газетная шумиха, мираж успеха — это все децибелы), и вот силы на исходе, сил больше нет, чтобы пожелать хоть немного истинной свободы, истинного равенства, истинного братства. Говорят, это и есть прогресс.

Вина тоже видоизменилась. Социальная вина Долорес сегодня совсем не в том, что она мать-одиночка, а в том, что она одета не по моде, не честолюбива, бескорыстна. И не пытается подняться по социальной лестнице. Но быть матерью-одиночкой — вполне удобное несчастье, потому что «зло свершилось»: вы поставлены «вне общества» и не обязаны пытаться проникнуть туда обратно.

Итак, Долорес, мать-одиночка, нарушившая священные для испанских предков заповеди, осуждена; но по меркам современной жизни и современной морали — оправдана. И она может с царственным величием пренебречь всем тем, о чем горланят денно и нощно на каждом углу: ей нет нужды заботиться о своей красоте, быть «в курсе», повышать свой «уровень», гоняться за покупками. В старых шлепанцах, размазав по лицу всю палитру античного живописца (белое, красное, черное), вылитая статуя Афины Паллады, неистово размалеванная древним греком и еще не отмытая временем, Долорес, пустив в ход свою индульгенцию, взирает на мир с величественным безразличием бедуинки. Она смеется над советами «Элль» и героическими усилиями своей приятельницы, которая пытается «устроить» ее санитаркой или служащей в благотворительное учреждение, а с мая она загорелась мечтой об идеальной революции, которая уничтожит ложную шкалу ценностей, разоблачит любое проявление лицемерия и высмеет бессмысленную нервотрепку рекламы. Такова свобода Долорес. (Долорес: «Если я ношу мини-юбку, то совсем не из кокетства, а потому, что не боюсь показать свои ноги…»)

Но эта свобода — от отчаяния. Потому что хоть она и вольна жить как хочет, доброта ее неодухотворенная, независимость ничего ей не дает, и если она растрачивает даром свой ум, сердце, тело, здоровье, то только из абсурдной, ни на чем не основанной гордости — Долорес не признает за собой права на эту свободу. Признать, что она владеет ею по праву, значит признать, что она несет за нее ответственность. А потому она предпочитает пользоваться этой свободой так, словно та ей навязана ее же бесчестьем, и на словах принимать общество, которое отвергает своим поведением. Вот почему Долорес обесчещена.

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60