не слышал совсем. Подставляя здоровое ухо собеседнику, на всякий случай повторял вслух услышанное и следил за реакцией: так ли понял.
— Извините за выражение, как, значит, вас зовут? — спросил он Якуба Султановича.
— Я-куб Сул-та-но-вич.
— Яков Султаньевич?
Якуб Султанович махнул рукой.
— Антисигма минус гиперон, — фыркнул Пашнев.
— Не выражайтесь, Алеша. Это дурной тон.
— Вот, значит, какой у меня племяш, Яков Султаньевич, — говорил дядя Шура, оглаживая принесенный племянником большой полосатый арбуз. — Стало быть, науками занимаешься, Олеша? Электроэнергетикой? А не опасно? Током не дернет? Нет?
— Ваш племянник очень способный физик! — с пафосом сказал Якуб Султанович.
— А вы, Яков Султаньевич, стало быть, его педагог? Тоже хорошее дело. Выходит, мы с вами коллеги будем?
— Совершенно верно!
— Как? Совершенно верно? Что и говорить!
— Как вы себя чувствуете, дядя Шура? — спросил Пашнев.
— Как самочувствие? А хорошее, Олеша. Я здесь на удалении дивертикула. Это приямок такой в горле. Вроде кармана. Как-то вот образовался и оттопырился, язви его. Доктора сказали: случай крайне редчайший. Надо, говорят, тебя в Москву, к профессору Черноусову. Сам Черноусов и удалял. Удаляет, а сам ахает: пять сантиметров вдоль, пять поперек и шесть вглубь; куда годно! Правда, я этого не слыхал, сестра после говорила. — Дядя Шура отогнул глухой ворот пижамы и показал швы на шее в виде буквы Т, замазанные зеленкой. — Во чего начертили!
Пашнев томился. Палата своим специфическим запахом и стерильностью нагоняла тоску. Рассчитана она была на три койки, здесь стояло четыре. Пашнев определил это по числу электророзеток и кнопок вызова. В углу ворчал фаянсовый умывальник; из крана точилась мутная хлорированная вода, уже выточив в раковине ржавую борозду. Пашнев встал, попробовал завернуть кран. Струйка не пропадала.
— Течет, все время течет! — сказал ему дядя Шура. — У нас это в порядке веществ: прокладочка стерлась, а заменить некому. Тоже вот и обслуживание. Я сырые яйца не употребляю, а всмятку никто не сварит. Уж я не знаю.
Якуб Султанович кивал головой. Импульсивная его натура требовала живого действия.
— Поговорить с заведующим? — с готовностью предложил он.
— Ни к чему! — испугался дядя Шура. — У него и без того заботушки хватает!
— Смотрите, мне ничего не стоит!
— Нет-нет, спасибо… Рассказали б лучше анекдот какой-нибудь, — несмело попросил дядя Шура. — А то мы тут отрезаны от внешнего мира.
— Алеша, — сказал Якуб Султанович, — вы знаете какой-нибудь свежий анекдот?
Пашнев пожал плечами, виновато улыбнулся.
— Что же вчера на кафедре рассказывали… — наморщил лоб Якуб Султанович. — Вот, послушайте! — Дядя Шура потянулся к нему. — Армянское радио спрашивают…
— Армянское? Радио? Спрашивают? Об чем?
— Каким образом увеличить скорость расчета обобщенных параметров и параметров режима электросистемы!
— Так, так, — заулыбался дядя Шура, надеясь хотя бы в ответе услышать что-нибудь смешное. — А оно что?
— Армянское радио отвечает: повысить уровень обобщения!
Пашнев покатился со смеху, дядя Шура почтительно посмеялся.
— Умно, умно! А вот отгадайте загадку. Шуринов племянник зятю как родня?
Посетители переглянулись; Якуб Султанович достал блокнот.
— Повторите условия, пожалуйста!
— Условия? Берем племянника шурина. Так? И вот кем он доводится зятю? — ухмыльнулся дядя Шура.
Якуб Султанович набросал схему:
— Шурин — это брат жены…
— Так, так, — подтвердил дядя Шура. — Шурин глаза защурил. Присловка такая.
— Зять — муж дочери или сестры. Кого вы имеете в виду в данном случае?
— В данном случае? А если без подсказки?
— Это имеет принципиальное значение! — заметил Якуб Султанович.
— Пускай будет… муж сестры!
Якуб Султанович тотчас выдал ответ!
— Сын!
Дядя Шура посмотрел на него с изумлением и восторгом.
— Я думал, в жизнь не догадаетесь! За всю практику первый случай!
Вдруг он оборвал себя, нацелил здоровое ухо на соседнюю койку, где лежал кто-то укрытый с головой.
— Что, Вася? Водички тебе?
— Уточку… — прохрипело из-под одеяла.
— Ниточку? Зачем тебе ниточку, Василек?
— Уточку! — рявкнул невидимый Василек.
— А, понял, понял! — Дядя Шура проворно встал, подошел к лежащему, выдвинул из-под тумбочки стеклянную утку, засунул под одеяло.
— Что ж вы сами-то, дядя Шура? — сказал Пашнев. — Няньку бы вызвали!
— Няньку? Позвать? Зачем? Мне не в тягость. Да наших нянек и не докличешься. Мягко стелят, да хрустко спать. Я тут до вашего прихода военную хитрость придумал.
Якуб Султанович и Пашнев изобразили внимание.
Дядя Шура достал из кармана орденские колодки, приложил к отвороту пижамы.
— Хочу пришить. Няньки тут все одного со мной года происхождения, все вдовы. К боевым заслугам относятся с уважением. Вот я и надумал с этого боку к ним подкатиться.
— Ну-ка, ну-ка, что тут у вас? — заинтересовался Якуб Султанович.
— Да не так уж много, — стеснительно сказал дядя Шура. — Два Красной Звезды, один Красного Знамени, «За боевые заслуги», «За взятие Варшавы», «За штурм Кенигсберга»… Ну и эти: «За Победу над Германией», «Двадцатилетие Победы», «Пятьдесят лет Советской Армии»…
— А где же ранения? — спросил Якуб Султанович.
— А ранения на себе ношу, — рассмеялся дядя Шура. — Вот на голове отметина — шов четыре сантиметра. Каску осколком пробило. — Дядя Шура нагнул голову к Якубу Султановичу, предлагая пощупать отметину. Тот ничего не нащупал, но сочувственно покачал головой. — В грудь ранение было. Под самое сердце чиркнуло. — Дядя Шура показал шрам на груди. — И вот еще это, в ногу. — Он засучил штанину. — Коленную чашечку выбило. Пока дополз до ровика, полный сапог крови.
— У меня тоже в ногу, чуть выше лодыжки. — Якуб Султанович приспустил носок и показал глубокий шрам чуть выше лодыжки.
— А-а, — сказал дядя Шура. — Кость не задело?
— Задело, черт побери, — вздохнул Якуб Султанович. — Три месяца в госпитале провалялся.
— А вы в каких войсках воевали, Якуб Султанович? — спросил Пашнев.
— Сначала в гвардейском Кубанском кавалерийском полку. Потом нас преобразовали в конномеханическую группу. Пушки к конским хвостам привязали!
— А вы, дядя Шура?
Дядя Шура ответил тотчас, не переспрашивая вопроса:
— Тыща девяносто девятый дважды Краснознаменный орденов Невского и Кутузова Могилевский артиллерийский полк РГК ДД!
Титул этот он произнес в три приема, но не без воинской доблести. Глаза молодецки блеснули.
— А что это означает — РГК ДД? — не понял Пашнев.
И опять дядя Шура расслышал вопрос сразу:
— Резерв Главного Командования Дальнего Действия!
— Второй Белорусский, — сказал Якуб Султанович.
— Так точно! Форсировал Березину, Вислу, Ост-Одер, Вест-Одер! Там еще остров был, запамятовал название. Ну, где наших парламентеров расстреляли!
— А Днепр? — спросил Якуб Султанович.
— А как же! Форсировал под Быховом!
— А я в районе Никополя!
Они хлопнули по рукам, непроизвольно подвинулись друг к другу. И потекли оживленные воспоминания о командирах, ранениях и трофеях. Они увлеклись настолько, что забыли и о Пашневе, и о невидимом глазу Васе с уточкой.
3
Пашнев почувствовал себя бедным родственником. «В конце концов, —
