Глава 1. Брошенная
– Пошел вон! Еще смотрит он тут косыми зенками, сглазить хочет!
Из-за деревенских ворот летели комья земли и коровьи лепешки.
– Ступай к себе в болото, страхолюдина! Ишь, выполз нечистый средь бела дня!
Нойда пожал плечами, повесил на плечо короб.
– Ну спасибо за стол и кров, добрые венья, – не удержался он. – Пусть и вас так же приветят после долгого пути…
– Он еще и грозит, дикушник чащобный!
Просвистел в воздухе камень. Нойда еле успел уклониться, не то бы прилетело в голову.
Хотел же обойти эту деревню стороной, с досадой подумал он. Нет – решил под вечер едой разжиться… Устал целый день брести по жаре… Вот, получи! Нойда уже успел привыкнуть, что словене принимают его с почтением. Однако громкая слава лопарских колдунов, похоже, еще не успела добраться до этих отдаленных мест.
Это следовало исправить.
– Дикушник, значит? – тихо, зловеще протянул он. – Что ж, я-то уйду… И все отсюда уйдут. И кабаны, и лоси…
Он плавно поднял руку. Обшитый кожаной бахромой рукав колыхнулся, словно птичье оперение. Взметнулась дорожная пыль, облаком закрыла солнце. За воротами испуганно смолкли.
– Быть вашим лесам к зиме пустыми! Только волков с медведями вам оставлю!
По ту сторону ворот слышалось лишь напряженное сопение. Нойда хмыкнул, поправил лямки дорожного короба и пошел в обратную сторону – к берегу лесного озера, которое приметил еще по пути к деревне.
* * *
Жаркое лето шло по словенским землям. Луг полыхал цветами, гремел кузнечиками. Шевелилась каждая травинка, птицы-невидимки щебетали на все лады, бегали муравьи, цвел клевер. Всё пестрело, жило, мелькало.
Луг начинался от самого леса, незаметно спускаясь к озеру. Чем ближе к воде, тем ярче зеленели травы и листья. Над зарослями камыша носились синеватые стрекозы, на черной воде лежали первые кувшинки. Нойда стоял на берегу и глядел на воду, раздумывая, стоит ли смыть пот и дорожную пыль, или ну его, походить еще грязным.
Чем-то не нравилось ему это озеро. Издалека манило к себе, а вблизи…
От воды веяло прохладой, пахло тиной. По поверхности бегали тонконогие водомерки, в песочных ямках у самой кромки воды трепетали черные хвостики головастиков. Глубже, под широкими листьями, медленно проплывали скользкие, холодные рыбьи тела. То и дело по воде проносился солнечный блик – так стремительно, что нойда не успевал его толком разглядеть. В поле бы сказал – полуденница, а в воде что?
Нойда вытер взмокший лоб. В своих странствиях он никогда еще не забирался так далеко на юг. Здесь все было чужое, и небо, и лес – шумный, легкий, весь в пляшущих тенях и пятнах света. И эта жара! Лето в землях словен казалось нойде невыносимо долгим. Сейчас бы укрыться в уютный сумрак еловой корбы…
Он опустился на корточки, протянул ладонь к воде, собираясь зачерпнуть и умыться.
– Не совал бы ты туда руки, чародей, – послышалось сзади.
Нойда оглянулся. На склоне, среди высокой травы, стояла молодая словенка и смотрела на него, склонив голову.
– Экий ты беспечный, хоть и с виду сущая нежить, – сказала она с легкой насмешкой. – Или не знаешь? В эту пору никто к воде не подходит…
Нойда выпрямился, рассматривая словенку. Миловидная, невысокая; голубые глаза под прямыми белесыми бровями глядят смело, загорелое лицо усыпано веснушками. Волосы по бабьи убраны под платок, в руках корзинка. Из корзинки вкусно пахло пирогами. Нойда невольно сглотнул.
– Ты на деревенских не сердись, – продолжала словенка. – Мы раньше не так гостей принимали. Просто гости всякие бывают. Ты к ним с добром, а они беду приносят…
Молодая женщина направилась к нойде и, не доходя нескольких шагов поставила корзинку на прибрежный песок.
– Не побрезгуй, чародей…
Нойда кивнул, но корзинку трогать пока не стал.
– С чем пришла? – спросил он. – О чём просить хочешь?
Женщина помолчала, будто не зная, с чего бы начать.
– С мужем у меня беда, – тихо заговорила она совсем другим голосом. – Заболел, чахнет изо дня в день…
