народах и воинской силе мы умолчим.
А Великий Каан, когда увидел боевых коней и подарки папы и письмо его и [неаполитанского] короля Роберта, скрепленные золотой печатью, и когда узрел нас, возрадовался и даже, можно сказать, возликовал, был доволен всем и встретил нас с великим почетом. И мы вошли в славный дворец Каана, и я был в торжественном облачении, и передо мной несли крест с горящими свечками и курили ладан, а я пел “верую в господа единого”. И когда кончил я петь, благословил я [Каана], и он смиренно принял мое благословение. И нас препроводили в одну из императорских палат, убранную с большим вкусом. И назначены были два принца, чтобы наищедрейшим образом удовлетворять все наши нужды в пище и питье и даже в бумаге для фонарей; от двора присланы были нам разные слуги. И они нам служили на протяжении четырех лет всегда с бесконечным уважением, оказывая нам почести и сопровождая нас в дорогих одеждах. И если только я все подсчитал точно, то истратили они на нас более сорока тысяч марок, а нас было тридцать два человека.
И мы не раз выступали на диспутах против иудеев и приверженцев других сект, и великую жатву пожали мы в этой империи, спасая души.
...Император, видя, что я ни за что не желаю оставаться здесь, дозволил мне возвратиться к папе, и он возместил издержки за три года и пожаловал дары. И он [пожелал], чтобы меня или какого-нибудь кардинала послали сюда со всеми полномочиями в качестве епископа, ибо все восточные люди, будь то христиане или язычники, питают высочайшее уважение к ордену [миноритов]. И [епископ этот] должен быть из ордена миноритов — других священников они не знают и думают, что папа всегда бывает из миноритов, подобно папе Иеремии [Николаю IV], который послал сюда легатом брата Иоанна Монтекорвино, из ордена миноритов, которого татары и аланы почитают святым.
И мы пробыли в Кандалеке около четырех лет[301]. Отсюда мы направились через Манзи[302] с охранной грамотой императора, и было у нас около двухсот лошадей. И видели мы славу мира в стольких городах, землях, селениях и такого насмотрелись, что об этом словами и сказать нельзя. И от поста святого Стефана[303] до вербного воскресенья мы шли Индийским морем к благороднейшему городу Индии Колумбу, где родится весь перец всея земли. А растет это перец на лозах, и сажают их наподобие виноградных.
Здешние лозы дают грозди, которые сперва подобны зеленым гроздьям дикого винограда, а затем они становятся такими, как кисти настоящего винограда, и дают крепкое вино, и я своей рукой выжимал это вино в чашу, [используя его] для приправы. Когда плоды созреют, их сушат на дереве, а после того как они от большого жара засыхают, их палкой сбивают [с ветвей] и принимают на [расстеленные] полотнища и таким образом собирают урожай.
Своими глазами я видел и своими руками трогал я здесь [многое] целых четырнадцать месяцев; и здесь не жарят перец, как о том лгут всяческие сочинители, и не родится он в пустыне, а растет в садах, и хозяева этого перца не только сарацины, но и христиане святого Фомы, которые назначают цены на перец для всего света (qui habent stateram ponderis totius mundi), и от них как легат папы я каждомесячно получал сто фанов золотой монетой, а при отъезде — тысячу фанов[304]. Здесь есть церковь святого Георгия для латинян, и в ней я жил[305]. И я украсил ее отличной росписью и наставлял в ней в святом законе. И наконец преступил я пределы славы великого Александра, который воздвиг здесь свой столп в этом уголке мира, против земного рая, и поставил я камень с надписью и помазал ее маслом. И камень этот мраморный, и вверху на нем крест и до скончания мира простоять бы ему; я воздвиг его при стечении можно сказать бесчисленного множества людей, и освятил и благословил и вырезал на нем герб папы и наши гербы и буквы индийские и латинские; и меня несли здешние князья на плечах, в носилках, как самого Соломона[306].
И пробыв здесь год и четыре месяца, простился я с братьями и, совершив много славных дел, пришел я затем к знаменитейшей царице Сабе. Я был ей принят с почетом, и, пожав [скудную] жатву в душах (ибо здесь мало христиан), отправился я морем на Сейллан [Цейлон], великую гору, что лежит против рая, а от Сейллана до рая, как уверяют местные жители, ссылаясь на предания отцов своих, — сорок итальянских миль. Так что, говорят они, слышен здесь шум вод, текущих из Райского ключа...
Из главы “О рае”
...Итак, рай — это место на земле, окруженное морем-океаном, и лежит он в восточной стороне за Индией Колумбийской, против горы Сейллан, и это место высочайшее из всех мест на земле, достигающее, как это доказал Иоанн Скот[307], до лунной сферы и удаленное от всея смуты, с воздухом мягчайшим и ясным, а посредине бьет из земли ключ и орошает рай и все деревья его, а они дают лучшие плоды на усладу взору, ароматные и нежные, и идут они в пищу людям. А ключ райский исходит из горы и питают его воды озера, которые философы называют озером Евфират. И входят эти воды в другие густые (spissa) воды, которые вытекают по другую сторону [горы] и, разделяясь, порождают четыре реки, протекающие через Сейллан. И названия им такие: Гион, который течет в эфиопской земле, где нынче живут черные люд, и о стороне той говорят, что та земля пресвитера Иоанна. И считают, что это и есть река Нил, которая спускается в Египет через щель, рассекающую страну Абасти, где живут христиане святого Матвея апостола, и султан — данник этих христиан, ибо они владеют истоками вод и могут погубить Египет.
Вторая река называется Фисон, и протекает она через всю Индию в землю Евилах, и говорят, что спускается она в Катай, где известна как река Карамора, то есть Черная Вода, и там рождается камедь и оникс; думаю я, что это самая большая пресная река на свете, и я сам ее проходил. И на берегах ее большие города, и городов этих множество, и они богаты золотом. И на этой реке в деревянных домах живут отличные мастера, особенно искусные в выделке шелка и золототканых материй, и их такое множество
