Книга Обратный отсчет - Анна Малышева

Уснуть ему не удалось – выспался днем. Повалявшись немного, Дима встал и полночи просидел на кухне, прихлебывая чай и перелистывая записную книжку в надежде найти что-нибудь интересное. К пяти утра он знал все имена наперечет, и ни одно не было ему знакомо.

«Вообще-то, странно. – Он спрятал книжку в один из кухонных выдвижных ящиков – Люда хранила там оплаченные счета за квартиру, свет и газ. – Хоть кого-то я должен бы знать… Или она с тех пор целиком сменила круг знакомств? В самом деле, что я знаю о ее друзьях?» Живя с Людой он, конечно, слышал от нее имена коллег, но что-то конкретное знал лишь о Марфе. Пожалуй, только подруга и была чем-то ярким в ее рассказах, все остальные лица сливались в одно серое пятно. Бельского в записной книжке не было, как и вообще никаких упоминаний о родном городе. Ни одного подмосковного адреса или телефона! Книжка была общей, семейной, но совершенно ничего не говорила о Люде, зато ясно вырисовывался портрет ее мужа – человека пунктуального и работящего. Его аккуратным мелким почерком туда были внесены расписание работы кафедры, списки научной литературы, телефоны коллег… Судя по этим записям, супруги и в самом деле вели на редкость упорядоченную жизнь, а все их знакомства были связаны с работой.

«Как и у нас с нею… Тихий, спокойный быт, похожий на сон… Только вот окончился он кошмаром».

Дима заглянул в спальню – уже не первый раз за ночь. Марфа спала в той же позе, в какой сморил ее сон – ничком, едва касаясь головой края подушки. Так спят только очень уставшие люди, у которых нет сил даже взглянуть, в какую постель они ложатся. В красноватом свете ночника он видел ее профиль, различал еле приметное дрожание густых ресниц, которые казались сплошной темной линией, проведенной под опущенными веками. Марфа вздохнула глубже, в углу ее рта надулся и со смешным липким треском лопнул пузырек слюны. В этом было что-то трогательное и детское, и Диме очень захотелось ее поцеловать – именно туда, в уголок губ. Он подошел тихо и еле коснулся спящей женщины, но она вдруг содрогнулась и широко открыла глаза, в которых плескался бессмысленный ужас.

– Что?! – хриплым, чужим голосом выкрикнула она, пытаясь сесть. Дима схватил ее за плечи, слегка встряхнул, пытаясь привести в себя, но женщина продолжала смотреть на него со слепым, паническим страхом, словно не узнавая.

– Тебе снился кошмар? Это я, успокойся! – Он снова потряс ее за плечи, а не добившись результата, слегка отшлепал по щекам. Марфа хрипло, глубоко вздохнула, и ее глаза приобрели наконец осмысленное выражение.

– Как сердце колотится! – задыхаясь, проговорила она. – Который час?

– Половина шестого. Прости, я не знал, что так напугаю тебя… Хотел только поцеловать. – И Дима исполнил свое намерение, прижав к себе ослабевшую со сна, все еще вздрагивавшую женщину. Та не ответила на его поцелуй, хотя и не сопротивлялась, и когда Дима ее целовал, смотрела куда-то в угол, будто ожидая там увидеть персонажей из своего кошмара. Он заметил этот взгляд, оторвавшись от нее.

– Ты все еще там! Что тебе снилось, помнишь?

– Да, к сожалению! – Она провела рукой по лбу, словно пытаясь стереть остатки сна. – Ох, как все было реально! Так неприятно! Я до сих пор одной ногой там, ты прав… Мне снилась лестница, ведущая в подземелье… То есть подземелье и было этой самой лестницей, сплошной лестницей. Там должно было быть темно, но откуда-то брался свет – такой странный, темно-желтый. Я спускалась все ниже, и мне становилось все труднее дышать. Потом у меня появилось чувство, что я там не одна. Впереди кто-то тоже спускался по этой лестнице… Мне бы обрадоваться, что нашлась компания, правда? А я дико испугалась, что могу его увидеть, что он тоже почувствует мое присутствие и станет искать меня. Стоило об этом подумать, как меня стало тошнить от страха, от… Омерзения, так вернее.

– А кто был там, впереди? – спросил Дима, невольно поддавшись ее настроению. Он довольно хорошо представил себе этот сон и был согласен – такое могло сильно напугать.

– Я не знаю, – как-то сквозь зубы ответила Марфа, словно ей было неприятно говорить об этом.

– И часто тебе снятся кошмары?

– Нет! – отрезала она и спустила ноги с постели. – Все, я встаю. Не выспалась, правда, но ничего, проживу день на кофе. Боюсь, что если усну, увижу продолжение…

– Теперь мы будем видеть кошмары по очереди. – Дима нашел в куче скомканной одежды халат и бросил его подруге. – Мне будет сниться Иван Грозный, а тебе страшное подземелье. У нас у обоих нервы не в порядке. Все из-за Люды и этого клада!

– Да, – невнятно пробормотала она. – Из-за них.

– Ты не жалеешь, что втянулась в это дело?

Она завязала пояс, причесалась перед зеркалом, несколько секунд смотрелась в него, словно заново привыкая к своему лицу… А затем сказала фразу, которую Дима часто вспоминал в последующие дни.

– Знаешь, я не втягивалась в это дело. Такое ощущение, что меня туда втянуло. Я, ты, Люда – мы все вполне разумные люди, ведь так? Мы все верим тому, что видим, как большинство нормальных людей. Но никто из нас не отказался участвовать в этом деле. Оно нас втянуло.

К полудню в дело так или иначе оказались втянуты еще трое – Марфин приятель и два рабочих-таджика. С девяти утра она принялась обзванивать своих знакомых (все они были мужчинами), прося посодействовать с транспортом, чтобы нанять арбайтеров где-нибудь возле стройрынка, на обочине. Уже через десять минут ей повезло вдвойне. Старый приятель, с которым она когда-то вместе работала (так было сказано Диме), как раз строил дачу, но стройка встала по банальной причине – из-за временного отсутствия денег. Рабочие на несколько дней оказались в вынужденном отпуске, и он предложил Марфе нанять двоих для земляных работ.

– Отличные ребята, просто звери! Им хлеба не надо – работу давай! – рекламировал он «своих таджиков» уже в машине, когда вез Марфу и Диму к себе на дачу. Она была недалеко, по Ленинградскому шоссе. – Они ведь решили от меня уходить, у них каждый день простоя – катастрофа… А я ими очень доволен, не хотелось бы терять и нанимать других. Тебе ведь ненадолго?

– На пару-тройку дней. – Марфа обернулась с переднего сиденья и заговорщицки улыбнулась Диме. Она пришла в себя после утреннего контрастного душа и трех чашек крепкого кофе и была свежа как роза, зато он начинал клевать носом – это начинал мстить сбившийся режим.

– Смотри, не замыль моих таджиков!

– Пашенька, я у тебя что-нибудь замыливала? – Довольно кокетливо заметила Марфа, и оба рассмеялись, явно вспомнив что-то в прошлом. Дима не мог принять участия в их веселье и молча злился. Он ревновал Марфу ко всему, чего не знал о ней, ко всем, кто знал ее прежде. Ревновал к ее мужу, к нынешнему попутчику – краснолицему веселому Паше, в котором угадал ловеласа, даже к безобидному Шурику, с которым она могла флиртовать разве что по просьбе подруги. Сколько было мужчин в ее прошлом? Она свободно говорила о любовных связях, презирала условности, даже брак не был для нее чем-то священным, раз к двадцати восьми годам Марфа успела побывать замужем трижды. Ревновать было глупо, любовница подняла бы его на смех… И тем не менее он ревновал, злясь и на себя, и на Марфу, и на Пашу, который оказал им большую услугу. На передних сиденьях продолжали обмениваться воспоминаниями, перемывать косточки старым знакомым, а Дима, лишенный возможности поддержать беседу, все больше мрачнел и замыкался в себе. Путь с Пашиной дачи в Александров окончательно его доконал. К нему на заднее сиденье подсели двое рабочих, и хотя они были худыми и толкаться не пришлось, он все время чувствовал то чужой локоть, то бедро. В Александров приехали незадолго до полудня – как раз вовремя, потому что Дима был близок к нервному срыву. За всю долгую поездку Марфа едва обратилась к нему с парой фраз.