догадка ничего не стоит и тут ничего нет?
Тогда надо идти дальше, искать, искать, пока безголовцы не ворвались внутрь и не уничтожили нас!
— Здесь, — проговорил Сыч, останавливаясь напротив нас, после чего сел и сунул руку в изображение.
Чириканье прозвучало так громко, что я невольно вскинул руки к ушам, забыв про шлем. Изображение полигона заколебалось, а потом свернулось, точно нарисованное на здоровенном куске ткани.
Я увидел шестиугольный люк в полу, и крохотную ручку на нем, за которую Сыч держался пальцем.
— Здесь, — повторил он, и потянул вверх.
Люк открылся, из него ударили языки голубого огня, облизали потолок, расплескались по нему. Прянула волна холода, такого сильного, что у меня перехватило дыхание, щеки стянуло, на ресницах захрустел иней.
Вася рванул меня назад, обхватил ручищами и отпрыгнул, и Грегор сделал то же самое с Сычом.
— О… о… о… — во рту у Ричардсона, похоже, что-то заело. — Открыли?
— Ага, жевать мне плавники старой камбалы, — Нагахира потер дергавшуюся щеку.
Я поднял руку и обнаружил, что кончики пальцев, не закрытые тактической перчаткой, совершенно белые. Голубое пламя вытянуло из организма тепло за какую-то секунду, и меня колотила дрожь, словно я провел на холоде не один час, обмороженное лицо болело, с бровей капал намерзший на них иней.
Огонь и теперь бушевал в шестиугольном отверстии, но постепенно слабел, уходил вниз.
— Пора звать начальство, — буркнул комотделения. — А ты молодец, специалист, угадал, — он похлопал меня по плечу. — Если выберемся из этой жопы, то представим к награде.
Сверху в этот момент донесся такой грохот, словно на поверхность пустыни рухнул пассажирский самолет. Следом за ним пришла настоящая волна из раздраженных криков, перемежающихся очередями и взрывами.
Пламя вздохнуло в последний раз и угасло, закружились в воздухе мелкие снежинки, заблестели на стенах, на полу.
— Иди, доложи комвзвода, — велел Ричардсон одному из бойцов. — И полезем вниз… Интересно, что там?
Под люком виднелась лестница, закрученная по спирали, очень тесная, с высокими ступеньками не под человеческую ногу, но проходимая. Ну а что ждало нас дальше, можно было догадаться, если вспомнить ту же цитату из «Наставления охраняющего безумие»… очень подходящее название, кстати.
Я думал, что Шредингер не придет, что ему не до нас, но он явился почти сразу же — оскаленный, с рукой на перевязи.
— Зацепило, — сообщил он, поймав наши взгляды. — С поверхности нас выдавили. Мокрожопики песчаные… может вниз не полезут?
За спиной комвзвода в коридоре показались любопытные физиономии девчонок — невозможно усидеть там, где приказано, если тут что-то нашли!
— Пошли на место! — Шредингер погрозил им кулаком, но без обычного напора, видно было, что он едва держится на ногах. — А вы чего замерли, пора двигаться вниз! Кто пойдет? Там что-то про ум я в объятиях дури. Вот пусть и лезет тот, у кого ума нет…
Он поднял руку и повел указательным пальцем — Нагахира, Ричардсон, я…
— Вот Макунга, — палец остановился, указав в лицо нашему африканскому другу. — Действуй, боец.
* * *
Васю заставили натянуть вытащенный из рюкзака респиратор, и он двинулся вниз по лестнице, неуклюже перебираясь со ступеньки на ступеньку.
— Голосом докладывай, что видишь! — велел Шредингер. — А ты, Серов, страхуй его!
Ну что же, моя очередь вытаскивать соратника из опасности.
Я шел следом, стараясь не вслушиваться в то, что творится наверху, где опять поднялась стрельба. Там лезли в колодец безголовцы, пытались остановить их бойцы из других отделений, и можно было только представить, какой именно ад там прямо сейчас.
Вася дрогнул, остановился и вдруг затянул голосом, мало похожим на характерное монотонное вытье Шклярского из группы «Пикник»:
— Это я над тобой кружусь! Это я, фиолетово-черный!
— Вот и дурь, — сказал Шредингер сверху. — Толкай его дальше! Вперед!
Вася продолжал идти, хотя ноги слушались его плохо, крупное тело сотрясалось, автомат плясал в руках.
В следующий момент я понял, что он ощущает, поскольку в голове щелкнуло, мысли замотались в клубок. Губы задвигались сами, и откуда-то не из горла даже, из желудка явилась песня, за которую Алла Борисовна задушила бы меня на месте, если бы услышала:
— Арлекино, Арлекино, нужно быть смешным для всех! А-ха-ха!
Меня мотало, я орал эту дурацкую мелодию, но продолжал идти, уже не по ступенькам, а по горизонтали.
Мы находились в шестиугольной комнате, рассеченной на две части прозрачной перегородкой. В одной половине находилась нижняя часть лестницы, в другой клубились серовато-зеленые хлопья, бились о стекло, но не пересекали открытого вроде бы дверного проема.
И в глубине этой метели из пепла, который и падал, и поднимался, и летел горизонтально, угадывались очертания предмета вроде большого стола нам по грудь.
— Шоу должно продолжаться! Шоу должно продолжаться! — завопил позади меня Шредингер, неумело подражая Меркьюри, но несмотря на усилия наших глоток, я разобрал тихий шепот, исходящий из-за перегородки.
Вот оно, логово шепчущей бури.
«Ум в объятиях бури» явно был пси-ловушкой, настроенной на существ, чей мозг отличался от нашего, и именно поэтому он хоть и врезал по нам, не повредил рассудок фатально и даже не вывел из строя. Хоть и с трудом, но я понимал, кто я такой, где нахожусь, что делаю, и зачем сюда пришел.
Вася, судя по целенаправленным, хоть и расхлябанным шагам в сторону проема — тоже.
— А я тебя люблю так, что сильно восхвалю… — к нашим трем голосам присоединился тенор Сыча — это петь умел, но почему-то завел любовную песенку чудовищно банального содержания.
Интересно, как эта сраная пси-ловушка выбирает репертуар?
А затем в поле ее действия вступил Ящер, и тут все пошло совсем по иному сценарию. Поначалу он открыл рот и выдавил из себя несколько слов, но они быстро слились в нечленораздельное бормотание, а то — в истошный вой.
Я обернулся.
Ящер сидел у подножия лестницы, глаза его были вытаращены, изо рта летели брызги слюны и крови, а руки бились, как у припадочного.
— Назад! Вытаскивайте его! — закричал сверху Ричардсон, но оказалось поздно.
Ящер дернулся особенно сильно, рука его метнулась к застежке шлема под подбородком, но тут же ослабела, упала. А следом повалился и он, сполз на пол и после нескольких секунд конвульсий затих, широко распахнутые глаза невидяще уставились в потолок.
Почему так? Отчего пси-ловушка, не особенно повредившая нам, убила этого
