полагал, что твое внимание занял кое-кто другой, – сказал Шестаков, любезно открывая передо мной дверь на улицу.
В лицо ударил морозный ветерок, однако я все равно не удержалась, подставила ладонь, устремляя взгляд на небо. Капельки дождя в свете фонарей походили на маленькие звездочки, что вот-вот усыпят дорогу. Зима подкралась незаметно, до Нового года оставались считанные деньки. Скоро пробьют куранты, оставив позади еще один год. Скоро закончится школа, скоро закончится бесконечная несправедливость.
– Так красиво, может, прогуляемся? – предложила, сама от себя не ожидая. Домой не хотелось возвращаться, да и не так уж холодно было на улице. А может, это все Витя, рядом с которым я вновь ощутила себя беззаботным ребенком.
– Я только за, пойдём в парк, там поднимемся на смотровую площадку.
– Пошли, – кивнула. И мы двинулись вдоль тропинки.
Я засунула руки в карманы пальто, вспоминая, как тепло было гулять в шапке и шарфе. Эх, красота требовала жертв, холодных жертв. Витя шел рядышком, тоже пряча руки в карманах куртки. Тайком я глянула на него – такой высокий и мужественный, уже совсем взрослый.
Мелькнула грустная мысль – мы упустили целую жизнь, столько важных событий: старшие классы, его первые соревнования, первая победа и даже первое свидание.
– Осторожно, – неожиданно ворвался голос Шестакова, когда мимо нас пронеслась черная иномарка. Он успел схватить меня за локоть, не дав сделать шаг на дорогу.
– Я задумалась немного.
– Да это он, дебил, был бы на байке, догнал бы его, – буркнул Витя.
– Пошли, светофор загорелся.
Перейдя дорогу, мы оказались на бульваре, вдоль которого стояли разнообразные арки. Свет от фонарей освещал тропинку, а туман настойчиво погружал город в свои сети. Людей было не особо много, даже напротив старинного здания, возле которого летом толпятся туристы, сегодня стояла тишина.
Мы прошли мимо памятника и двухэтажной кофейни, и начали подниматься на смотровую площадку. С каждым шагом город будто погружался в безмолвие, бесконечную вечность. Казалось, вокруг никого, казалось, время замерло, и только два человека идут навстречу звездам.
– Красиво так, – выдохнула с улыбкой я, оглядывая темные улочки и высокие ступеньки.
– А помнишь, как мы снеговика слепили однажды во дворе? – спросил неожиданно Шестаков, вскинув голову к вечернему небу.
– Мы много раз лепили, или ты про того, на которого ушла последняя морковка?
– Мать тогда меня чуть не убила, – с какой-то ностальгией в голосе произнес Витя.
– Она может тобой гордиться, ты отлично умеешь воровать морковку.
– Ей все равно, – задумчиво протянул Витя. Мне показалось, фраза прозвучала с нотками обиды и безысходности. Я и позабыла, что его родители развелись. В груди кольнуло чувство вины за то, что не была с ним рядом в тот момент, что не поддержала.
Если бы я только знала заранее… я бы отложила важный разговор, я бы сбежала из дома, я… Я была безумно виновата перед Витей! И хотя в моей жизни происходили тоже далеко не радостные события, но в сердце всегда жил образ мальчика, которого любила всем сердцем. Он не давал мне сломаться.
А кто был рядом с Витей? Кто его поддержал?
– Вы не общаетесь? – тихо спросила, боясь задеть или причинить боль своим вопросом. Мы остановились на первом подъеме, отсюда открывался потрясающий вид на горы, золотые купола новенькой церкви и крыши санаториев.
– Не-а, да и смысла нет. Мать ушла, потому что сама так захотела. Да и мне плевать на нее, подумаешь, – губ Вити коснулась грустная улыбка.
Сердце сжалось, а потом, видимо, случился порыв, рвущийся из глубины души, вихрь, что так долго ждал своего часа. Я не сделала этого много лет назад, но могу сделать сейчас: не отдавая отчет своим действиям, подошла к Шестакову, обхватила его за локоть, прижимаясь грудью.
– Бывает, кого-то нет рядом, но это не значит, что эти люди о тебе не думают, – произнесла, поджав губы. Глаза защипало от слез, но я сглотнула, часто моргая. Мне было безумно жаль потраченных лет, безумно жаль, что нам пришлось разлучиться из-за моего отца.
Витя склонил голову, внимательно всматриваясь в мое лицо: он будто не дышал, пытаясь разглядеть за моей маской упущенный фрагмент мозаики.
– Рита, – прошептал томным, до ужаса родным и теплым голосом Шестаков. И я сама вдруг перестала дышать, казалось, малейший вздох спугнет ту магию, что между нами появилась. – Ты ведь придешь на мой следующий матч?
– Обязательно, – улыбнулась тоскливо в ответ. Я едва не плакала, переполненная эмоциями. Витя убрал руку, к которой я прильнула, всего на секунду отдаляясь, затем подался навстречу и притянул к себе, крепко обняв.
Его ладони оказались у меня на талии, его дыхание коснулось моей шеи, а запах цедры с нотками бергамота вскружил голову. И я поддалась слабости, своим чувствам, обвила руками талию Шестакова, позволяя себе вновь стать той самой Ритой, о которой давно позабыла. Его Ритой.
– Я скучал по тебе, – прошептал Витя, заставляя табун мурашек стаей пронестись вдоль позвонка. Всего три слова, таких обыденных, простых, но сколько в них было заложено чувству – целая вселенная, бесконечная, без конца и края. В них были мы, в них была вся я без остатка.
– Я тоже, – смущенно проронила, боясь, что мое признание может разрушить волшебную сказку, карточный домик, который мы построили этим прекрасным вечером.
– В этот раз поверю на слово, – томно протянул Витя мне на ушко, щекоча дыханием шею.
Он отпустил меня с неохотой, а может, мне лишь показалось. Однако когда наши взгляды в очередной раз встретились, ноги едва не подкосились. В глазах парня, от которого лихорадило сердце, горело не просто желание, там поселилась надежда на нечто большее. Его взгляд скользнул к моим губам, заставляя в очередной раз смутиться.
В моей жизни не было поцелуев, объятий, заветной близости. Я могла только предполагать, что в таких ситуациях нужно закрыть глаза и позволить всему случится самостоятельно. Но божечки, как же было страшно, как безумно трепыхалось сердце под ребрами, переживая, что могу оступиться.
– Я загадал желание, – произнес Витя, делая шаг в сторону от меня. Он поднял ладонь, ловя маленькие капли дождя, затем сжал пальцы в кулак.
– Какое?
– Если ты не исполнишь его, я перестану верить в Деда Мороза, – с усмешкой заявил Шестаков.
Я тихо прыснула, вспоминая