даму похитили и велели ей сварить к ужину собственное дитя. Находчивый герой снимает тело одного из висельников и варит его к ужину (Казалось бы, уже вполне хватит, но дальше в этой сказочке еще такое…) Чтобы чудовища не заметили пропажу, герой изображает повешенного и висит между двумя остальными мертвецами. Чудовища, однако, не успокоились и отрезают у каждого из бедра кусок мяса, соответственно, и у героя. Далее цитирую: «Когда он (великан) попробовал тот кусок, который был вырезан у меня, а был он еще в крови, великан приказал своим слугам:
— Ступайте скорее и принесите мне того висельника, что висит посередине — его мясо свежее, оно мне по вкусу.
Или вот хрестоматийная, можно сказать, сказочка „Гензель и Гретель“ про заблудившихся в лесу детей и ведьму, которая хочет ими полакомиться. Но детки ведьму перехитрили. Цитата: „Тут Гретель как толкнет ведьму, да так, что та очутилась прямо в печи. Потом Гретель прикрыла печь железной заслонкой и заперла на задвижку. (Какая скрупулезность!] У-ух, как страшно завыла ведьма! А Гретель убежала, и сгорела проклятая ведьма в страшных мучениях“.
А вот немецкий вариант „Золушки“. Сестры, которым мала туфелька, одна отрубает себе палец, а другая — пятку. Еще одна очень славная цитата: „Глянул королевич на ее ногу, видит, кровь течет из туфельки и белые чулки совсем красные стали“. В конце птицы выклевывают глаза у сестер, едущих на свадьбу Золушки. Мораль следующая: „Так вот они были наказаны за злобу свою и лукавство на всю жизнь слепотой“.
Еще приятнее „Сказка про можжевельник“. Речь там идет о мачехе, которая велит пасынку выбрать себе яблочко в сундуке. „Но только маленький мальчик нагнулся к сундуку, как… бац — и захлопнула она крышку, и отлетела голова, и упала между красных яблок“. (Казалось бы, уже достаточно, чтобы сделать ребенка заикой, но нет, повествование катится дальше.) Чтобы скрыть убийство, мачеха приставляет мальчику голову, повязывает шею шарфом и усаживает труп на стул перед дверью, с красным яблочком в руку. Сводная сестра, родная дочь мачехи, просит у него яблоко. Он, естественно, не дает. Тогда сводная сестричка, по наущению мамы, ударяет его по уху, и голова отваливается. Мачеха, обвинив дочь в убийстве, предлагает замести следы. „Она порубила мальчика на куски, положила их в кастрюлю и сварила суп“. Папа, ничего не подозревая, съел суп с большим аппетитом, а кости бросил под стол. Очень странная деталь — почему не положить кости на тарелку, он же все-таки немец, человек аккуратный.
Почему этот жуткий триллер о мачехе-убийце называется „Сказка о можжевельнике“? При чем там это растение? Однако, если вчитаться, эта история подобна переводной картинке.
Продавались переводные картинки в писчебумажных магазинах. Изображались на них цветы, животные и жизнь пионеров. Суть этой забавы мне совершенно не понятна. Для чего нужно было так стараться? Сперва налить в блюдечко тепловатой воды. Донести блюдечко, не расплескав, из кухни до стола. Отрезать картинку — тут всегда долго приходилось выбирать, на листе их было штук двенадцать. Утопить картинку в блюдце и терпеливо ждать несколько минут. Не додержишь — не приклеится к бумаге. Передержишь — разлезется. Наконец, вынув картинку за самый краешек, ее прилаживали к бумаге и принимались очень осторожно водить указательным пальцем по защитному слою, Он сходил мелкими катышками, которые полагалось сдувать. После долгой кропотливой работы возникало влажное яркое изображение. Впрочем, могло и не возникнуть — кусочки картинки уходили вместе с катышками и получался то безрукий пионер, то слон без хобота. Это было ужасно обидно: столько трудов и на тебе.
У братьев Гримм верхний слой — патологическое убийство, протокольно сухо описанное авторами. Вернее, записанное с чьих-то слов — ведь Гриммы ничего не выдумывали, а только добросовестно собирали фольклор, обработав его затем для чтения. По всей вероятности, они объединили две истории в одну. Первая — верхний слой — явно почерпнута за кружкой пива из болтовни какого-нибудь отставного судьи. Если уголовную историю убрать, то под ней таинственно-невнятно проступает настоящая сказка, поведанная немецкой Ариной Родионовной. Жаль, что братья Гримм не расспросили почтенную фрау и не уточнили некоторые детали. Их недостает, как кусочков переводной картинки, приставших к пальцу.
Начинается повествование издалека. Как и во всякой детективной истории, неизвестно, от какой незамеченной читателем подробности зависит действие, а — главное — развязка.
Сперва все сказочно-обычно. Живут себе муж и жена, которые очень хотят ребенка. Во дворе у них растет можжевельник. „…Однажды зимой женщина стояла под тем деревом и чистила яблоко, и когда она чистила яблоко, порезала себе палец, и капнула кровь на снег…“ „…и когда увидела кровь, стало ей так печально. — Ох, если бы родился у меня ребенок румяный, как кровь, и белый, как снег…“
Далее следует подробное описание беременности. На пятом месяце она вдыхает аромат можжевельника и „сердце у нее бьется от радости. Она упала на колени и долго не могла успокоиться“. Странная реакция. А вот еще более загадочная. На седьмом месяце она дотрагивается до можжевеловых ягод, и „ей стало завидно, и она пригорюнилась и заболела“. Кому она позавидовала? Причем зависть настолько сильна, что вызывает, как мы бы теперь сказали, депрессию. Героиня даже думает о смерти и завещает похоронить ее под можжевельником. Увидев своего новорожденного сына, она действительно умирает, причем самым неожиданным образом — „она так обрадовалась, что от радости умерла“.
Дался ей этот можжевельник. Ну, что в нем такого особенного — даже в подмосковных лесах растет. Колючий-преколючий хвойный кустарничек с фиолетовыми мелкими ягодами. Правда, есть в нем тяготение ввысь — ветки направлены к небу и прижаты к стволу. Силуэтом напоминает кипарис. Особенно строен можжевельник — словно специально подстрижен — на вересковых пустошах в Латвии. Даже такая латышская фамилия есть — Кадикис (можжевельник).
У братьев Гримм он почему-то дерево. Конечно, в сказках все бывает. Или ошибка перевода. Я не поленилась заглянуть в справочники и тут же сделала литературно-ботаническое открытие. Выяснилось, что в Европе, вдали от наших холодов, можжевельник действительно дерево. А его ягоды — красные, что я особенно подчеркиваю, и вдвое крупнее, чем у нашего северного.
Вот чему позавидовала героиня — цвету ягод. Ведь у нее навязчивая идея — родить ребенка румяного, как кровь. Румяного, как можжевеловые ягоды.
Судя по всему, сказительница, которой в свое время прилежно внимали братья Гримм, оказалась особой лицемерной. Она явно считала неприличным называть вещи своими именами, хотя вообще фольклор славится непристойностями. Мне теперь совершенно ясно, что отец ребенка — можжевельник. Такие адюльтеры
