она тут забыла, функция-то ее выполнена, она меня завербовала.
— Ну блин, говорят, в Шотландии виски крутой! — канючил Кокорин, шагающий позади. — Максим Романович, неужели мы не заслужили? Может, пацана этого, Акселя, заслать за горючим?
— Да, мы заслужили, — поддержал его Полозенков. — Я бы домой взял пару бутылок, на подарки.
Уже в коридоре гостиницы, прежде чем динамовцы разошлись, Марокко собрал нас и объявил:
— Внимание! Признаю, вы заслужили, чтобы расслабиться…
Его голос утонул в многоголосом вопле радости. Тренер подождал, пока все успокоятся, и продолжил:
— Виски вам будет, но немного. Подарочные бутылки останутся у меня. В одиннадцать отбой. Все, кто берет на подарки — сдавайте деньги под запись.
— Отбой — в двенадцать! — принялся торговаться Угнич, но Марокко зыркнул на него так, что он замолчал.
— Двадцать три ноль-ноль. Точка. Нас будут встречать, как героев: и в аэропорту и, подозреваю, на стадионе. Пресс-конференция тоже состоится, боюсь, что и не одна. И на телевидении придется выступить, нужно быть свежими и полными сил.
В итоге еду нам разносили по номерам вместе с горячительным.
Меня наконец-то приняли в команду, и, подкрепившись и заправившись, мы с Антохой отправились по номерам: посетили денисовцев, затем — кокоринцев. Я не пил, а вот Антон медленно, но верно надирался, как и все остальные.
Марокко носился взбудораженной наседкой, контролировал, чтобы процесс не вышел из-под контроля, а я думал, как же здорово, что у нас в «Титане» сухой закон!
И вообще, загостились мы, хочется домой. Особой разницы в уровне жизни я не заметил, а ощущение, что я здесь чужой, было неприятным.
Как там наши? Как Микроб, научился ли пользоваться внутренним огнем? А Лев Витаутович пришел ли в норму? Но главное, сдержат ли обещание бээровцы, отпустят ли меня в «Титан»? Стоило подумать об этом, и настроение портилось. А вдруг нет? Вдруг по требованию руководства пропишут меня в «Динамо» основательно? Да, в этой команде оказалось не так ужасно, как думалось поначалу, меня приняли в коллектив, удалось добиться признания, но все равно это не мой проект, мое место в «Титане».
Каждый раз мне пытались налить, хотели, чтобы я выпил, и, устав бороться, я вернулся к себе, Антоха остался веселиться. А вот укладываться спать я не спешил, потому что завтра меня ждет сюрприз в виде дебафа, и, если он связан с коммуникативными функциями, я могу начудить, ведь придется много общаться.
С такими мыслями я лег, прислушался к взрывам хохота, что доносились то с одной, то с другой стороны, попытался закачать в купленный в Англии планшет «Людей Икс», «Матрицу», смекнув, что нашим будет интересно это посмотреть, но ничего не получилось: и за скачивание, и за просмотр надо было платить. Только я закрыл глаза, как в дверь требовательно постучали.
— Тут нет алкоголя, — крикнул я, думая, что это парни все выпили и рыщут в поисках спиртного, но стук повторился, и я спросил: — Кто?
Ответа не последовало. Что за шуточки? Пришлось вставать. Глазка тут не было, я открыл дверь и на всякий случай прижался к стене — мало ли.
В номер скользнула Энн с двумя бутылками шампанского и виски, улыбнулась.
— Что ж ты такой пугливый. — Она поставила бутылки на прикроватную тумбочку. — Не смотри так, это я тебе сувениры взяла, у вас-то такого нет, угостишь друзей, день рождения с ними отметишь.
— Спасибо, — улыбнулся я и протянул планшет. — Если не трудно, закачай мне «Людей Икс» и «Матрицу», а то за все хотят денег.
Даже если не будет подключаться к нашему вай-фаю, оставлю как телевизор.
— Ты этим удивлен? Ну, что за фильмы надо платить? — Она присела на краешек кровати, углубившись в процесс. — Их создавали люди, вкладывали деньги. Логично же!
— Я знал, что у вас так, но, когда сталкиваешься впервые, удивительно. У нас заходишь и скачиваешь, фильмы-то заказывает государство и дарит своим гражданам.
— Странно это все. — Энн положила планшет на прикроватную тумбу. — И нехорошо, потому что государство — монополист. Нет выбора, что смотреть. А когда смотришь одно и то же, и это пропаганда, думаешь, что так правильно.
Хотелось поспорить, что везде так, привести в пример ту же повесточку, которую на западе натягивают на любой сюжет, как резиновое изделие, но я типа не люблю свою страну, потому пришлось подняться и спросить:
— Зачем ты здесь? — Я кивнул на бутылки. — Зачем это все?
Не дожидаясь приглашения, Энн села на кровать, закинув ногу за ногу.
— Мне хочется сделать тебе приятное, а это, — Энн кивнула на бутылки, — поверь, для меня ничего не стоит.
Оставшись стоять, я объяснил:
— Ты мне очень нравишься. Но я завтра уезжаю навсегда, мы больше не увидимся, потому что граница закрыта. Зачем привыкать, привязываться?
Девушка тяжело вздохнула и опустила голову. Черные волосы скрыли лицо. Больше всего на свете она хотела… поехать со мной! А вот что тому причиной — непрошенное чувство или любопытство — я не понял. Погрустив немного, она вскинула голову и ответила:
— Ты мне тоже очень… интересен, Саша. Честно, не хочу тебя отпускать…
— Но вам я полезен там, — сказал я, стараясь, чтобы яд не просочился в голос.
Энн поднесла палец к губам.
— Я приеду к тебе. Сейчас ведутся переговоры, чтобы какую-нибудь команду отправить к вам и провести товарищеские матчи.
— Вот пусть «Джерсы» приезжают, а мы им в глаза посветим.
— Ты не рад, что я приеду? — удивилась она.
— Пока это вилами по воде писано. К тому же я все время буду играть в разных городах, не факт, что мы пересечемся.
Я взял шампанское: то самое, что мы пили в Кардиффе. Поставил его на пол, сел рядом с Энн и взял ее руки в свои.
— Есть наши желания, а есть реальность. Так вот, в реальности мы не встретимся, как бы нам этого ни хотелось.
Энн упрямо вскинула голову, потащила меня в душ, включила воду.
— Ты эмигрируешь в Англию, и все будет хорошо.
Я криво улыбнулся, стараясь не глядеть в зеркало, повернул к нему Энн.
— Посмотри на себя. У тебя много поклонников? Молчи. Их не может быть мало, потому что ты прекрасна. Ждать меня несколько лет глупо, ты помучаешься немного и забудешь. И это правильно.
— Будущего нет, — шепнула она, придвигаясь ко мне. — Есть только сегодня. А сегодня вот ты и вот я.
Она встала на цыпочки и поцеловала меня. Черт-те что! Неужели она и правда так запала? Как не хватает Семерки! Мысли-то я читать не умею.
Поцелуй длился и длился, кружил голову, вытеснял тревожные мысли. Пусть будет приятное приключение, привязаться я точно не успею и в зависимость не впаду.
Приключение и правда было очень и очень приятным, и я не просто понимал — ощущал, почему футболисты не спешат обзаводиться семьями. Вспомнился детский прикол: пейте томатный сок, томатный сок — это здоровье, здоровье — это спорт, спорт — это победы, победы — это слава, слава — это деньги, деньги — это женщины…
Пожалуй, в этом месте пора рвать логическую цепочку.
Мы лежали обнявшись, опустошенные и расслабленные, торшер давал приглушенный золотистый свет, и наша тень, отпечатанная на стене, напоминала диковинного зверя. Энн водила ноготками по моей груди и шептала:
— Вот скажи честно, ты хочешь возвращаться… — ее голос изменился, — туда?
— И да, и нет, — ответил я уклончиво и то, что она хотела услышать. — Да, в Союзе не так хорошо, как здесь, но там — мои друзья, места, к которым я привык.
— Но там же… ужасно!
— Энн, ты говоришь, что приедешь — приезжай. Я не обещаю, что буду ждать, потому что не очень верю, что у тебя получится. У нас даже письма слать друг другу писать не получится! Но помнить я тебя точно буду. И покажу тебе свой город, а ты сама сделаешь выводы. Давай закроем тему — во избежание. Хорошо?
Она кивнула, прижалась теснее и мерно засопела. Я подумал, что девушка отлежит мне руку, потому надо бы лечь поудобнее, но и меня вскоре сморило, а проснулся я один с осознанием, что сегодня я — худший в мире альтруист. То есть сегодня мне выпала участь быть нарциссом и сволочью, я могу подставлять, кидать, лгать, обещать то, чего не смогу исполнить.
Помнится, в юности мне очень хотелось хоть на минуту влезть в разум морального урода и понять, что им движет. Получите — распишитесь. Веди, Саня, мемуары. Двадцать шестое июля: «Как я был мудаком». Вот как не наломать дров? Главное — помнить о дебафе, каждое слово контролировать.
Хорошо, что Энн ушла…
Нет, хреново, что она ушла, потому что нет ничего лучше утреннего секса с такой красоткой. Я скрипнул зубами. Это что же,
