Крик застрял в горле где-то между ошалевшим вдохом и обомлевшим в жёстких тисках грудной клетки сердцем. Глаза рефлекторно расширились сами собой, почти до болезненного предела, особенно, когда соприкоснулись со сминающим взглядом синей бездны в нескольких дюймах от её лица, буквально пронзившей трепещущий рассудок девушки безапелляционным погружением на всю глубину и в упор. Но больше всего оглушило осязанием чужой физической силы, невозможным восприятием чего-то ирреального и несопоставимого со всеми прошлыми ощущениями, будто её накрыло смертельным куполом чей-то изголодавшейся мглы, превратив в мгновение ока в крошечную птичку в опасных руках птицелова. Именно! Абсолютно непривычное для неё осмысление, смотреть кому-то в глаза не сверху вниз, а наоборот; с чётким пониманием шокирующей действительности, что ты всего лишь маленькая, до смерти напуганная девочка, которую со столь ненавязчивым усилием держит в своих цепких объятиях самый опасный на Земле хищник и охотник. И не просто держит, а в прямом смысле сковывает внутри своей живой ловушки, практически со смягчённой грубостью соприкасаясь своими титановыми прутьями с изнеженной кожей уязвимого тела глупой добычи. Всё плотнее и крепче, окончательно перекрывая доступ к воздуху и вскрывая чувствительную плоть обомлевшей жертвы тысячами иглами/нитями своей сверхпрочной паутины.
Ну, а дальше, как в полубредовом сне, где ты полностью лишена воли управлять ни происходящим, ни собственными эмоциями и в особенности решениями. Даже шевельнуться и тем более отпрянуть. Слишком поздно!
Ты уже внутри. Тебя затягивает и затапливает, мгновенно и методично, искусными руками искушённого палача. Окутывает вместе с неразрывной энергетикой его подавляющей физической силы не менее головокружительным запахом шокирующей близости чужого тела и отрезвляющей реальности. Даже пряный аромат табачного дыма, исходящий от его одежды, волос и кожи казался одурманивающим дополнением к тонкому эфиру сандалового масла, в котором хотелось утонуть незамедлительно и без возможности на спасение, до того, как разум окончательно осознает, насколько ты попала и выхода из этой ловушки не существует.
Только он и не думал давать ей поблажек на опомниться, каким-то невообразимо неуловимым манёвром вжав в своё мощное тело ещё за мгновение её ответных действий, пока Дэниз не упёрлась в его грудь освободившейся ладошкой. Да, поздно! Его пальцы уже зачерпнули медовый лён волос на затылке девушки, стягивая пряди у корней ласковым захватом беспощадного завоевателя до лёгкой и более парализующей боли. Нет, не от той, от которой непроизвольно стискиваешь зубы и несдержанно шипишь. Наоборот. Окончательно теряешься в пространстве, в реальности и в удерживающих тебя руках, забыв кто ты, где ты и зачем. Потому что не ты управляешь этим безумием, засасывающим тебя с каждым пройденным мгновением на невозможную глубину столь же ирреального, как и недостижимого за пределами абсолютно новых граней новой действительности. Сейчас ты всего лишь крошечная песчинка, которую несёт на бешеной скорости в бесконечную бездну синего омута смотрящих в тебя глаз. Даже дыхание и сердечная аритмия не подвластны твоему самоконтролю, поскольку к ним уже протянуты совершенно чужие сенсоры подчиняющих к себе пальцев, направляя лишь в нужную им сторону и заставляя совершать только угодные для них действия.
Хотя, скорее в этот сумасшедший миг остановилось всё! Вселенная, поезд, собственное сердце и агонизирующий рассудок… Ещё бы. Ведь времени как такового больше не существовало, как и самой Дэниз Эпплгейт, рассыпавшейся на миллиарды атомов в самых сильных в мире объятиях, под сминающей на раз сокрушительной волей незнакомого ей человека… Под его взглядом и губами, накрывшими её раньше, чем она успела сделать спасительный глоток кислорода в полные лёгкие. И всё…
То ли всесметающий взрыв, то ли зарождение нового Абсолюта. Когда в незримое мгновение тебя полностью и безвозвратно поглощают как собственные, так и чужие эмоции, перекрывая ещё более свихнувшимися ощущениями при осознании, что тебя целуют. И не просто целуют, а в буквальном смысле вторгаются в святая святых, сокрушая и перекраивая всё на своём пути безумной волной чистейшего вожделения и первозданного греха. То ли полёт, то ли стремительное падение, разрывающее окончательно сознание и сущность под нещадным нажимом одновременно таких мягких, нежных и с тем же сильных и безапелляционных губ, «вспарывающих» душу и чувственность бренного тела за считанные доли неуловимой вечности.
И действительно невозможно пошевелиться, ибо сковывающий ужас происходящего никуда не исчезал, усиливая совершенно иные чувства осязания в тысячу раз, вроде как парализуя мышцы/нервы и с тем же самым окутывая каждую клеточку плоти и разума томным воспалением порочного блаженства – нереального, чуждого и запредельного. Особенно от чёткого понимания, что Дэниз предавало собственное тело, настолько сильно и глубоко реагирующее на незнакомца, подчинившего за считанные мгновения её рефлексы к своим рукам, властному нажиму губ, безжалостному вторжению в запретную обитель… И тому, что творили его прикосновения, со сминающим скольжением сводящего с ума поцелуя. Будто и вправду «шаг за шагом», движение за движением он вскрывал её подсознательные желания с острейшей чувствительностью практически без насильственного воздействия.
Не удивительно, почему она не сразу пришла в себя, как и не сразу осознала, что с ней делают. Ведь ничего подобного с ней раньше не творили и уж тем более никогда не доводили до столь ошеломительного транса. Да что уж там кривить душой, она в жизни так не велась ни на чьи иные поцелуи, удерживающие её ладони и вжимающееся в неё тело. А он, как специально, никуда и не спешил. Вначале взяв выбивающим из-под ног опору напором, а затем затянув эту сладкую агонию изучающим трением своих терпких губ по податливым створкам опешенного ротика безвольной жертвы. Томно, сладко, раскрывая их шире невыносимо нежным давлением, навстречу влажному дыханию собственного жаждущего рта и тут же подразнивая едва ощутимым касанием кончика бархатного языка.
Казалось именно эти, якобы невинные манипуляции с её сомлевшими губками, вызывали во всём теле девушки во истину вселенский Армагеддон. От эротичной пульсации по следам-отпечаткам чужого поцелуя на их поверхности, до ослепительных вспышек эрогенного возбуждения в недосягаемых глубинах и в абсолютно незащищённых зонах грешной плоти. Словно он намеренно изводил чувственный изгиб её нежного рта интимным рисунком совсем иного предназначения, тут же вспыхивающего усиленным отражением ненасытной похоти в припухших мышцах онемевшей киски, практически до болезненных спазмов, только нестерпимо сладких.
Мгновение или целая вечность? И действительно ли это была реальность, а не сон?
Это точно не могло быть взаправду. Уж слишком всё неправдоподобно и не вписывается ни в какие рамки прежних ощущений с прочими представлениями о подобных вещах. А эта выбивающая слабость с подрезающей беспомощностью, от которой невозможно пошевелить ни руками, ни ногами. Если бы не удерживающие объятия незнакомца, точно бы рухнула на пол. Но он не просто удерживал, а именно окутывал и едва не буквально – ментально, физически (и как-то ещё), крепко, с властной беспринципностью прижимая к своему гладиаторскому телу. И осознавая всё это, почти с полной ясностью, Дэниз слабела ещё больше.
