Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
от осколков, надо распорядиться поискать заранее… Да, и хорошо бы запечатлеть сей исторический момент на фотопластинку — кажется, у артиллерийского офицера есть фотокамера, надо попросить, чтобы он прихватил её, и прочие принадлежности для съёмки с собой, когда они отправятся принимать капитуляцию русской канонерки. И пусть только попробует отказаться, сославшись на нехватку какой-нибудь ерунды!
И в этот самый момент, когда капитан уже видел, как снимает с фала белую с голубым диагональным крестом тряпку, а потом крепит на его место трёхцветное полотнище Третьей Республики, сладостные грёзы прервал тревожный крик сигнальщика.
— Большое судно на три румба! Дистанция пять миль, идёт прямо на нас!
И, спустя пару секунд, за которые Ледьюк выхватил из футляра бинокль, но не успел ещё навести его на незваного гостя:
— Это русский крейсер, мсье!
Капитан вскинул бинокль к глазам, и…
— Merde! Mon Dieu. pourquoi maintenant?[1]
* * *
— Иоганн Карлыч, командуйте начало посадки. — распорядился Казанков. — Раненых, раненых в первую очередь грузите — и пусть матросики разберут койки. Шлюпки будут переполнены, не дай Бог опрокинутся — а так хоть до берега доплывут, тут, вроде, недалеко.
Он только что вахтенный начальник барон Ферзен доложил, что корабль к взрыву подготовлен.
— А вы как же, Сергей Ильич? — осведомился Бирк.
Серёжа посмотрел на приближающийся французский крейсер. До него оставалось меньше мили. «Едва-едва хватит времени, чтобы шлюпки отошли на безопасное расстояние… — прикинул он. И надо ещё не забыть подрезать огнепроводные шнуры в котельном отделении — с таким расчётом, чтобы подрывные прозвучали одновременно с теми, что заложены в пороховых и бомбовых погребах. Французы, известные позёры — их капитан наверняка встанет с 'Бобром» борт — в борт, чтобы провести церемонию сдачи канонерки как можно торжественнее. За что и поплатится, когда придёт время.
…лишь бы только подошёл, не передумал…
— Не стоит совсем уж держать меня за болвана, Сергей Ильич. — сказал Бирк, понизив голос так, чтобы его не слышали остальные офицеры. — Или вы в самом деле полагаете, я не понимаю, что вы хотите взорвать канлодку вместе с «Вольтой»?
Серёжа помедлил.
— Вы, Иоганн Карлыч, хотите что-то возразить?
— Разумеется, хочу! — кивнул старший офицер. — Воля ваша, Сергей Ильич, а только это дурь несусветная, и ничего больше! Ладно, воевали бы мы сейчас с Францией, как во время Крымской кампании, я бы и сам тогда счёл за честь — но класть свою жизнь из-за какого-то дурацкого инцидента, которому мы даже и причины-то не знаем? Глупо, право же — дипломаты не позже, чем через месяц договорятся, историю эту как-нибудь замнут, а вас-то уже не будет в живых! И ведь было бы ради чего — а то, чтобы расколотить антикварное колониальное корыто да поубивать десяток-другой лягушатников? Сами подумайте, стоит ли овчинка выделки?
Казанков внезапно осознал, что согласен с Бирком. Первый запал прошёл, и теперь он оценивал ситуацию… если не спокойно, то хотя бы здраво. Ситуация с обстрелом Сагалло действительно тёмная, имеет смысл воздержаться от непоправимых поступков — дров и так наломано предостаточно. Конечно, сдавать канонерку целой нельзя — в Морском уставе Петра великого прямо сказано: «Все воинские корабли российские, не должны ни перед кем спускать флага», и правило это действует и по сей день, а вот стоит ли складывать голову ради того, чтобы нанести французам лишний урон — это ещё нужно подумать. Старший офицер кругом прав: дипломаты разберутся, это их хлеб, а его задача на данный момент — сохранить для России жизни её моряков. Включая. Между прочим, и свою собственную.
— Корабль на три румба! — зычно гаркнул сигнальщик, не покинувший своё место на крыле мостика. — И тут же, громко, радостно, так, чтобы услышал каждый на палубе «Бобра»:
— Это наши, вашсокородь господин кавторанг! «Мономах»! Пишут: «Иду на помощь»!
Серёжа досчитал про себя до десяти, чтобы не заорать от восторга, что, конечно, не пристало командиру боевого корабля.
— Вы правы, Иоганн Карлыч, лучше воздержаться от непоправимых поступков. Канонерку взрывать обождём, да и эвакуацию на берег, пожалуй, можно отложить. Сами видите — Гилдебранд всё-таки успел.
В ответ на флажной сигнал, взлетевший на мачту «Владимира Мономаха» на «Примогэ» тоже поползла вверх пёстрая гирлянда.
— Сигналец, что пишут?
— Не разобрать, вашсокобродь, своим кодом шпарят. На «Вольте» отрепетили, отворачивают!
— Поняли, мер-р-рзавцы. — проворчал Бирк. — Поняли, что им не светит, и улепётывают…
Казанков и сам видел, что приближающийся крейсер сбавил ход и отваливает в сторону. На мачте французского флагмана заполоскался новый сигнал.
— С ихнего флагмана пишут общим сводом![2] — крикнул сигнальщик. — «Русскому крейсеру. Готовы выслать представителя для переговоров».
И словно в подтверждение этих слов, стволы орудий на «Примогэ» и «Вольте» поползли, возвращаясь в диаметральную плоскость. Казанков снял фуражку и широко перекрестился; жест командира повторили стоящие на мостике, а потом и все остальные, кто только был канонерке.
— Спас Господь!
* * *
Корабли не двигались — замерли на месте белыми глыбами, обломками айсбергов, неизвестно откуда доплывшими в эти тропические широты. Шлюпки — те самые, что были оставлены при появлении «Бобра» медленно двигались к месту гибели «Метеора» — подбирать тех, кто ещё держался на воде. Похоже, их не так мало, отметил Ледьюк — ещё одна хорошая новость; первая же заключалась в том, что у адмирала Ольри, несмотря на всю его ненависть к русским, хватило здравого смысла не вступать в заведомо безнадёжную схватку. Нет, капитан верил в искусство своих комендоров, в храбрость матросов, но… русский броненосный крейсер прихлопнет противника, словно надоедливую муху, не прилагая к этому без особых усилий. После чего дипломаты произнесут массу речей, которые перепечатают все европейские газеты, изведут массу чернил и самой дорогой бумаги — и уладят, конечно последствия этого конфликта, потому что меньше чем Третьей Республике, новая большая война нужна, разве что, самой России. Однако, ни Ледьюку, ни командам «Вольты» и «Примогэ» это уже не поможет — их, как и погибшим морякам «Пэнгвэна» и «Метеора». Их всех сожрут крабы и прочая донная мелочь задолго до того, как министры иностранных дел обеих держав поставят подписи под документом, предназначенным урегулировать этот досадный и никому, по сути, не нужный инцидент.
От борта флагмана отвалила гичка — и понеслась к «Владимиру Мономаху». Адмирал выслал парламентёров, а значит, смертей больше не будет — как не будет и ордена Почётного Легиона. Не будет даже самой занюханной медальки, поскольку ни в одной армии, ни в одном флоте мира не награждают тех, кто оставляет поле боя — пусть даже он и был вынужден сделать это перед превосходящими силами неприятеля…
Впрочем, подумал Ледьюк, лично ему эта история особыми неприятностями не грозит. «Вольта» в этом бою не получил повреждений, все потери ограничились одним погибшим и тремя ранеными из числа гребцов, высаживающих десант на берег, да разбитым в щепки вельботом. За всё — и за сам инцидент, способный изрядно подпортить отношения вчерашний союзников, и за потерянные корабли и жизни, и, конечно, за позорное поражения — потому что как ещё назвать итог этого, с позволения сказать, морского сражения? — ответит адмирал. Он же всего лишь выполнял приказы — и делал это хорошо. А значит — жизнь продолжается, как и продолжается служба капитана второго ранга Пьера-Жоржа Ледьюка.
Переговоры не затянулись. Через полтора часа гичка вернулась на «Примогэ», а несколько минут спустя на мачте флагмана взвился флажной сигнал: «Вольте» выслать шлюпки, забрать пленных'. Он перевёл бинокль на берег — от руин к крепости к линии прибоя спускалась пёстрая толпа — в ней мелькали красные штаны и синие куртки вперемешку с белыми матросскими робами. Охраны при них не было, зато множество людей копошилась на берегу, там, где разгорелась главная рукопашная схватка — они подбирали
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
