уже снова навис над ней. — Иди, там скорая приехала. Я тут решу все с ребятами.
Я доверял Андрею как себе. Да и с полицией ему будет куда проще общаться, чем мне.
— Она должна за все ответить. За все. Проследи.
— Не волнуйся.
— Как Соня? — я знал, что если та в курсе, то тоже может запросто оказаться в соседней палате с моей птичкой.
— Она не знает.
— Ну и хорошо.
В машину скорой меня не пустили и я сел за руль, хотя состояние мое было не очень. Но не ехать я не мог.
И вот я уже час сижу под дверью отделения интенсивной терапии и жизнь моя висит на волоске. Потому что если оборвется жизнь моих любимых, оборвется и моя.
— Ну как она? — я не заметил, как рядом присел Андрей.
— Не знаю. Жду. Ты почему тут?
— Я дал указания, и мое присутствие не обязательно. Я решил, что тебе нужна поддержка. Держись, ты не имеешь права раскисать.
— Если они не выживут, мне конец. Я не смогу жить без нее. Без них обоих не смогу.
— Даже не смей так думать. Алина сильная. Она не бросит тебя.
— Я готов даже смириться с тем, что она захочет развестись, лишь бы она жила. Я добьюсь ее снова, землю буду рыть, только бы она простила. Но пусть она живет. Пусть они оба живут. — я закрыл лицо руками и впервые в жизни слезы покатились по щекам. Даже там, на войне мне не было так страшно. Я и представить не мог, что можно так бояться потерять не свою жизнь.
Минуты тянулись ужасно долго. Паника только нарастала. Мы сидели в полной тишине. Только Соня звонила несколько раз Андрею. Тот отвечал, что у меня проблемы и он очень занят. Говорить ей что-то до того, как будет хоть какая-то ясность было глупо. Поэтому мы ждали. Все, что мы сейчас могли делать.
Прошло три часа с того момента как за Алей закрылись двери реанимации. И надежда на благополучный исход таяла с каждой секундой.
Ирина вышла в коридор и, снимая свой медицинский колпак, направилась к нам. Я подскочил с кушетки, чуть не убился прям тут же. Спасибо другу, подхватил.
— Аккуратнее, — тихо проговорила Ирина. — нам еще одного больного не хватало.
— Как Аля? Как ребенок?
— Поздравляю, папаша, — совершенно не радостным голосом сказала Ирина, — у вас сын. Два пятьсот пятьдесят. Его жизни ничего не угрожает. Но предстоят еще некоторые процедуры, ребенок все-таки недоношен. Но все решаемо.
— Спасибо. Я понял. Я готов на все.
— Это хорошо.
Неловкая пауза приводила меня в состояние истерики. Ирина молчала об Але.
— Ирина, что с Алиной? — я не мог ждать. Пока она настроиться на правду.
— Тут все немного сложнее. Состояние тяжелое. Сейчас с ней работает хирург. Но нужна кровь. В банке крови такой группы нет. Если в ближайшие часы мы не найдем донора крови, то дело совсем дрянь.
— У нее одна группа с братом.
— Ему есть восемнадцать?
— Нет, ему шестнадцать. А это проблема.
— Ну да, в таком случае нужно согласие опекуна. А опекун у нас немного не в форме. Но я думаю, если он сам не будет против, то мы сможем закрыть глаза на это.
— Я решу. — я был уверен, что Стас согласится. Речь ведь о жизни его сестры.
Разговор со Стасом был коротким. Он не стал даже слушать дальше. Мне стоило только сказать, что его сестра может погибнуть, он тут же согласился. Я быстро договорился с Ковалевским, он согласился привезти Стаса, чтобы я не терял времени на дорогу. Да и садиться за руль сейчас в моем состоянии было самоубийством.
Час езды и Стас был на месте. Ирина все это время была в палате у Али, не отходила от нее ни на шаг. Этой женщине я был обязан теперь по гроб жизни. Она однозначно должна стать крестной матерью моему сыну.
Сын. Теперь я отец и у меня есть сын. И хоть пока я его еще не видел, был уверен, что это самый красивый ребенок в мире. И он будет самым счастливым. У него будет самый лучший отец. Я обязан стать таким ради него. А Аля просто обязана выжить, чтобы у моего сына была самая лучшая мать.
Андрей уехал домой, его Соня ждала. А мы со Стасом остались ждать новостей.
— С ней же все будет хорошо? Теперь же все нормально.
Мы сидели в коридоре и ждали Ирину. Стас держался молодцом но было видно, что он очень переживает. Если у меня еще были сомнения по поводу его поведения и отношения с сестрой, то сейчас я видел, как он испугался. Сестра дорога ему, и он сам это понял только что. Так, по настоящему, по взрослому. К сожалению у людей всегда так. Мы понимаем, как сильно любим, только тогда, когда теряем.
— Это даже не обсуждается. Она нас не бросит. — я старался говорить уверено. Сам верил в это безоговорочно. Ей есть ради чего жить. Теперь у нас есть сын.
— Хорошо бы. — вздохнул он.
— Стас, я хотел давно сказать тебе спасибо.
— За что?
— За то, что разбил мою машину.
— не понял? — мальчишка смотрел на меня большими глазами. Прям как Аля, когда сильно удивлялась или возмущалась. Они, оказывается, очень похожи.
— Если бы ты тогда так не накосячил, я бы никогда не узнал, что есть такая замечательная девушка, как твоя сестра.
Я похлопал по плечу пацана, он и правда молодец. Осознал все и теперь, я уверен, с ним не будет проблем.
Наконец к нам вышла Ирина. По ее лицу сложно было что-то прочитать. И мы ждали, что она скажет.
— Мы сделали все возможное. И невозможное. Стас, ты молодец. Ты практически спас свою сестру.
— С ней все будет хорошо? — не унимался он.
— Обязательно. А теперь езжай домой. Тебе нужно восстанавливать силы. Игорь, вы бы тоже поспали.
— Я останусь тут. А Стаса сейчас отправлю.
Я позвонил водителю, дал указания Стасу и отправил его домой. Ему и правда нужно отдохнуть. Еще бы, такая нагрузка на все еще детский организм.
— А теперь говорите как есть. — я снова обратился к Ирине. Она осталась дежурить, а это означало то, что есть еще проблемы, раз она не может уйти домой.
— У нас есть ночь. Мы провели довольно сложную операцию, но состояние по-прежнему тяжелое. Организм слабый, но есть надежда. В общем как врач могу сказать сухо — если она переживет эту
