Книга Укрощение дьявола - Колин Голл

— И я тоже.

— Я напишу большую книгу о днях, проведенных на острове Святой Елены. Слава богу, все увижу своими глазами. Вдали от всего мира я буду спокойно жить там. Я знала на что потрачу третье желание, но не думала, что зайду так далеко. Это феноменальный случай! Когда я могу отправиться в это невероятное путешествие?

— Когда угодно. Хоть завтра!

Сказав это, Вельзевул внимательно посмотрел на возбужденную Сару. Эта женщина большого самомнения вошла в его жизнь с твердым намерением больше не расставаться с ним. Она дала ему много поводов считать себя разочарованным в ней. И потом, он тоже любил спокойствие.

— Тебе будут нужны деньги на расходы, на отель, питание, развлечения, покупки и все такое. Можешь тратить сколько хочешь.

23. Еще не чувствуя себя обманутой, Сара шла весь день вперед, она хотела прийти к людям. Ее окружала девственная природа, но голодная и измотанная, она была равнодушна к красоте целого мира. Спала на пляже, укутавшись во все одежды, которые достала из чемодана. Проснулась рано, до восхода солнца: лежала на боку, вдыхая соленый воздух смотрела на серый океан и серое небо и боялась думать, что она на безлюдном острове. Какие-то второстепенные признаки указывали на то, что это действительно так. В таком случае она должна сделать только одно: приготовиться к смерти. Нет. Нет! — рвалось изнутри. Она не примет смерть покорно. В полдень другого дня, устав тащить чемодан, Сара села отдохнуть в тени. Она все еще не хочет даже думать о том, что остров, на котором она оказалась по злой воле Вилли, всего лишь место ее ссылки, а может быть и последнее место на Земле, очень к тому же подходящее для медленной смерти, где она, … очень тяжело, больно об этом думать, скоро умрет от голода. Надежды нет ни на что. Сара в волнении прослезилась. Еще три дня назад она ходила по комнатам, обдумывала дальнейшую их судьбу с Вилли. А теперь она здесь, в этом богом забытом месте! Для нее унизительно быть отвергнутой и таким образом за все грехи наказанной. По совести говоря, она всеми силами старалась при всяком подходящем случае навязать себя мужчине. В тех любовных излияниях не было ничего достойного, учитывая, что Вельзевул действительно был в шоке от желания Сары переспать с ним. И все-таки! Что она сделала ужасного, чтобы заслужить такое отношение к себе. Какой вероломный способ мести! Уже второй день она идет вдоль берега, когда ее путь упирался в скалы, которые уходили в море, она обходила их, с другой стороны, для этого ей приходилось углубляться в поросшие лесом склоны, она поднималась наверх и тащила за собой чемодан, проклиная все на свете. Но что происходит? Обычно раздражение, как и любое другое негативное чувство ищет выход, логика не повинуется нам, мы чувствуем, что больше не можем терпеть и тогда прямо-таки поднимается буря. Несчастная жертва в растерянности и мало что может возразить. Тут надо просто понимать, что это случается с теми, кто выводит нас из себя. Что в результате? Да всякое бывает. Вот Сара, например, чтобы облегчить вес взяла и выбросила некоторые вещи — вниз полетели серебристые туфли, духи, средство от выпадения волос и книга. Это случилось уже после того, как она взобралась на вершину и убедилась, что идти дальше этим путем невозможно, так как сплошное нагромождение скал исключало малейшую надежду на проход между ними. До этого она выбросила зеркало с ручкой из слоновой кости и кожаный ремень. Немного отдохнув на камне, она пнула ногой чемодан и встала, полная решимости спуститься вниз и уже по плоской земле двигаться вдоль берега. С того места, где она стояла, открывался необъятный простор, во все стороны, куда ни посмотри, простирался океан, в эти минуты такой тихий, что его поверхность казалась зеркалом, в котором отражалось безоблачное небо. Здесь ей стало ясно по спокойному размышлению, что, собственно Святая Елена так далеко отстоит от этого острова, что ее надо искать за горизонтом. Что предпринять? Начинало темнеть, а Сара все еще брела по лесу. Хотя идти по земле было намного легче, здесь тоже встречались препятствия в виде поваленных деревьев или глубоких оврагов. Вот и получалось, что их приходилось обходить. Наконец, когда уже совсем стемнело, она спустилась в обширную долину, за отсутствием лиственных деревьев склоны были покрыты кустарниками, преимущественно шиповником и терном, часто попадались папоротники. Открытый простор как бы говорил: если ты находишься здесь, то это означает конец всех надежд. Добравшись до берега, Сара села на камне отдохнуть, пока сидела, смотрела по сторонам, а когда она уже хотела уходить, то увидела кокосовую пальму, отнесла чемодан и стала устраиваться на ночлег: она надергала травы, чтобы приспособить ее под матрас, сверху расстелила платье, из одежды, которая попалась под руку сделала подушку, две шерстяные кофты оставила, чтобы укрыться. Когда с этими приготовлениями было закончено, она уселась на то, что служило ей постелью, уперлась спиной о ствол дерева, сняла туфли и отбросив их в сторону, вытянула ноги. Вдали блестела жемчугом под луной поверхность океана, над ним раскинулось действительно черное и, надо вам сказать, бесконечное небо, звезд было мало, да и те тускло мерцали. Сара накинула на плечи кашемировую кофту. Под ней сразу стало тепло и было бы все хорошо, вот только мучил пустой желудок. Это невыносимое чувство заставило ее жевать кору ветвей с того дерева, под которым она устроила себе ночлег. Вкус был горький и вяжущий, вызывал обилие слюны. Но Сара продолжала жевать, засовывая в рот и листья. Недовольная тем и этим, она подумала о Вилли, который злонамеренно так усложнил ее жизнь и у нее вырвалось: «Позер, щегол, безродный выродок!» Куда делась полная слез любовь к Вилли? Едва умолкли эти слова, как Сара, уже жалобным голосом, воскликнула: «О Вилли! Разреши мне поговорить с тобой!» Минуту- другую она ждала ответа, склонив голову перед воображаемым Вилли. Затем, исполнившись негодования, вся во власти мстительных чувств, Сара подняла свой голос до крика. Внутри нее — бунт. И безмятежный покой ночи сотрясли гневные слова: «Скотина! Ты понимаешь теперь: я тебя ненавижу! Предатель! Я объявляю тебе войну!» По-прежнему было очень тихо и очень, очень темно. Это был не шепот, не ворчание, исходила тоской и отчаянием несчастная душа примерно в таких словах: «Я хочу только одного: продолжить свою собственную жизнь. Без тебя! Хорошо? Если вернешь меня в Нью-Йорк