Книга Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин

Губы Джагита двинулись:

— Смотри.

Руки у него сухие и костистые. Казалось, все эти суставы и соединения костей, так хорошо видимые под тонкой кожей, должны издавать при движении равномерный хрустящий звук, как механизмы на карьере, но двигались они совершенно бесшумно.

Я углядел только блик в воздухе, не успев даже понять, откуда в пустых руках бородача вдруг появился нож. На боку фургона, не того, в котором ехали животные, а второго, где спали люди, зеленела мишень. Краска уже изрядно облезла, но место, куда раз за разом втыкались острые предметы, невозможно было скрыть уже ничем.

До мишени было около пятнадцати метров. Стена фургона так и осталась пустой, а нож торчал рядом, прямо из земли, взрыв носом траву. Похоже, он ударился в стену рукояткой.

Я ошарашено посмотрел на Джагита. Он, как ни в чём не бывало, развёл руками.

— Старый я. Стальные демоны сильнее. Теперь ты. Брось нож.

Но всё же, такие руки…

Мой результат оказался ещё более плачевным. Кинжал выпал из руки почти вертикально, и я с визгом отскочил, ожидая увидеть трепыхающиеся, как отброшенный ящерицей хвост, на земле собственные пальцы ног.

Джагит остался сидеть, хотя его пальцы могли остаться трепыхаться на земле с тем же успехом.

Он покачал головой:

— Так он не полетит. Как плохо сложенный бумажный самолёт. Посмотри на отверстие в ноже. Да, вот на это. Продень через него своё внимание.

Я отстранённо следил, как воробьи облюбовывают протянутую по нижним ветвям деревьев новую жёрдочку — электрический удлинитель, протянутый Костей от соседнего дома. Выглядели они такими же прилизанными, как здешние дети, терпеливо ждали своей очереди, чтобы чирикнуть. Возможно, если обмотать ограждающей полосатой ленточкой и провод тоже, они бы к нему не сунулись.

Джагит не говорил «попробуй», Джагит говорил «сделай это», так, будто альтернатива только одна — умереть на месте. Это очень тяжёлый человек, в который раз подумал я, настоящий рабовладелец. Как с ним так запросто общаются остальные, оставалось для меня загадкой.

— Как продеть? — сумел выдавить я из себя.

— Как нитку через иголку. Возьми свой ум в пучок. Послюнявь его. Продень через отверстие в лезвии. Не закрывай глаза! Тебе нужны все чувства.

Я уставился на отверстие. Туда не пролез бы даже мизинец, но, наверное, через него можно было бы понюхать цветы. Что-то подслушать через него можно было бы вполне. Ткнуть туда кончиком языка и ощутить кислый вкус металла; на миг мне захотелось так и сделать, вкус металла я люблю, если, конечно, это не качели в минус десять градусов мороза, которые принуждают тебя лизнуть старшие ребята. Смотреть в него, как в дверной глазок — и я смотрел, наблюдая за бегом по жёлтой линии велосипедной дорожки земляного жука, отмечая, что с каждой секундой могу видеть всё больше и больше.

Отверстие росло, втягивая в себя весь мир, как слив в кухонной раковине втягивает в себя вместе с водой остающиеся на тарелке крошки.

— А как я пойму, что получилось?

Лоб и шея у меня были мокрыми от пота, его запах забирался глубже и глубже в нос, поднимал тошноту. Я старался отодвинуться от Джагита, и в то же время надеялся, что Анна или Марина не побегут вдруг мимо. Они же никогда не будут со мной больше общаться, узнав, что я вонючка.

— У тебя уже получилось. Не дёргайся! — сказал он мне, хотя я всего-навсего пытался вздохнуть под гнётом его внимания. — Перенеси взгляд на мишень и бросай нож.

— А я правильно его держу? — спросил я, совершенно не чувствуя своих пальцев. — И как замахиваться?

И тут же понял, что всё провалил. Пучок размохрился, будто шерстяная нить, а иголочное ушко снова стало иголочным ушком.

Джагит ослабил своё внимание, так, чтобы касаться меня им самым краешком. Мне представился океан, который касается лодыжек холодным языком воды и песком. Какой-нибудь северный океан — если, конечно, там есть песок.

— Прости. Я немного… не очень люблю людей.

Я пытался отдышаться, и смысл слов доходил до меня медленно, как часовая стрелка до какой-нибудь намеченной заранее и заветной цифры.

— Ты, наверное, заметил, что со мной не так-то просто общаться. Я стараюсь… — Джагит жмёт плечами, — стараюсь не сваливать на людей слишком многое, но получается плохо. Как видишь.

Мне показалось невероятное. Показалось, этот человек… стесняется? Нет, не может быть.

От этого я сам смутился. И всё же почувствовал к Джагиту кроме страха совсем нечто другое. Интерес?

— Вы мусульманин? — ляпнул я ни с того ни с сего.

— И мусульманин тоже. Я из Ливии. Это далёкая жаркая страна.

Я колебался. Я не знал как спросить. Но снова бородатый араб меня понял.

— Я и христианин, и индуист. Не имеет значения, во что верили твои предки или во что верят в той стране, в которой ты сейчас живёшь. Всё это не имеет значения. Как-нибудь я тебе расскажу.

— Потренируйся ещё на досуге, — сказал он мне после короткого молчания. И прибавил, словно индеец из какого-то американского фильма: — У тебя неплохо получилось завладеть вниманием железных духов.

Я вспомнил наконец для чего и куда шёл.

— Аксель зовёт всех к себе.

Наскоро рассказав Джагиту как найти нашего пропавшего главаря, я погнался за Мариной, которая, прижимая к себе охапку шмоток, бежала переодеваться в животный фургон. Джагит пообещал сказать Косте и Анне.

Через пятнадцать минут мы собрались возле реквизита за автобусом. Мы с Мышиком прочесали каждый угол в поисках шпионов, заглянув — уже дважды за день — под автобус, но ни один шпион не отважился пересечь полосатую ленточку.

Тело Акселя по-прежнему принадлежало ящику номер шесть, с кособоко наклеенными на боках афишами первого «Терминатора» и «Пришельцев из глубокого космоса!». Космос пришельцев был настолько глубоким, что я ни разу не слышал об этом фильме.

Заботливая Марина проковыряла в коробке дырочки, чтобы лучше слышать Капитана.

— Мне лучше думается в одиночестве, — хмуро ответил он на мой вопрос.

Я посмотрел на Марину, и мы не сговариваясь пожали плечами.

— Я собрал вас сегодня, чтобы решить, как нам поступить. Вы все чувствуете, что с того самого момента, как мы въехали в город, вокруг нас происходит что-то странное. Все по-разному, но чувствуете. Я в вас уверен.

Капитан звучал как старый радиоприёмник, возвещающий о начале войны. Я проникся настроением и, отчаянно потея, подумал о домах из детского конструктора и пластиковых деревьях. С другой стороны, меня до глубины души радовал тот факт, что я что-то чувствую вместе с остальными артистами. Наверное, это значит что я здесь не лишний.

— Всё слишком гладко, — сказала Марина. — Никто не ругается, что так плохо пахнут животные. Но разве это не хорошо?