– Выпусти его, ради Бога, я же тебе руку сломаю! – невольно вырвалось у него.
Не в силах отвечать, она лишь едва покачала головой. Глядя сверху вниз в это прелестное лицо с побелевшими губами, полное непостижимого для него упорства, Бэрк понял, что проиграл. Испустив сквозь зубы непристойное ругательство, он выпустил ее левое запястье и свободной рукой потянулся за ножом. С превеликим трудом ему удалось один за другим оторвать ее пальцы от рукояти. Нож упал на землю у нее за спиной.
Бэрк прекрасно понимал, что, если сразу выпустить ее руку, это причинит ей еще более сильную боль. Поэтому он стал опускать вывернутое запястье чрезвычайно медленно и постепенно, дюйм за дюймом, следя за тем, как слабая краска приливает к ее побледневшим щекам. Впервые он обратил внимание на темные круги у нее под глазами и понял, как она измучена. Ее плечи безжизненно поникли. Ему больше не хотелось причинять ей боль. Он принялся бережно растирать поврежденную руку Кэтрин, не спуская глаз с ее лица в надежде увидеть… он и сам не знал что. Ее глаза все время были закрыты, угольно-черные ресницы еще больше подчеркивали бледность щек. Когда ее губы задрожали, сердце у него растаяло, и он вдруг бросился целовать ее как безумный. Прежнее чувство вернулось в мгновение ока, Бэрк вспомнил, как сладко было ее обнимать, вспомнил вкус ее губ и языка… Вот она смягчилась, расслабилась в его объятиях, и его сердце наполнилось ликованием. Горя как в лихорадке, он обнял ее еще крепче. Ему страстно хотелось ощутить каждым дюймом своего тела все ее мягкие изгибы, прижать ее к земле, заставить выгнуться себе навстречу, услышать, как она шепчет и повторяет его имя… словом, чтобы все было как раньше. Он нащупал рукой ее грудь и принялся ласкать ее, пока нежная вершина не отвердела под его пальцами. Кэтрин испустила судорожный вздох, и Бэрк поймал его своим ртом. Он сжал ее еще сильнее и углубил поцелуй, пьянея от желания. Ему казалось, что их тела тают, растворяются друг в друге. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. С нарастающим волнением он понял, что готов овладеть ею прямо здесь, на обочине дороги, не снимая одежды. Его дрожащие пальцы скользнули за вырез ее платья и легонько коснулись упругой и нежной груди.
Кэтрин оттолкнула его изо всех сил, словно ужаленная гадюкой. Ее глаза, еще секунду назад подернутые дымкой желания, стали метать огненные стрелы.
– Да как ты смеешь? – прошипела она полным ненависти голосом.
Ее грудь бурно вздымалась, по лицу было видно, какая буря страстей раздирает ее изнутри. Жестом величайшего отвращения она отерла рот ладонью, а потом сплюнула на землю.
Бэрк выждал несколько страшных секунд, борясь с захлестнувшим его желанием убить ее на месте. Его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, лишь каким-то нечеловеческим запредельным усилием ему удалось сдержаться и не схватить ее за горло. Когда он наконец заговорил, его голос прозвучал очень тихо, но был полон ненависти не меньше, чем ее собственный.
– Я хочу увидеть, – сказал он совершенно искренне, – как тебя повесят.
На миг, равный доле секунды, ему показалось, что в ее глазах промелькнула обреченность, но она гордо вздернула подбородок, а взгляд, полный отчаяния, если и был, тут же исчез.
– Животное, – бросила она.
Теперь в ее взоре уж точно ничего не было, кроме горечи и злобы.
Бэрк повернулся к ней спиной и направился туда, где его жеребец мирно пощипывал травку. Сердце молотом стучало у него в груди от разочарования и обиды. Он привел назад кобылу и подошел к Кэтрин, чтобы усадить ее на лошадь. Она невольно отступила на шаг, брезгливо скривив губы при одной мысли о его прикосновении. Неистово чертыхаясь, он обхватил ее поперек туловища, как сноп, и грубо взвалил на спину кобылы, потом вскочил на своего жеребца и пустил его быстрой рысью, не оглядываясь назад.
«А не повернуть ли ей в противоположном направлении?» – мелькнула в голове у Кэтрин шальная мысль. Но от нелепой, хотя и соблазнительной мысли, пришлось сразу же отказаться. Вместо этого она распрямила ноющие плечи и пустила кобылу такой же рысцой, сверля глазами спину Бэрка прямо между лопаток. Ах, если бы у нее был пистолет!
* * *
– С чего начнем, с ванны или с ужина, любовь моя? – спросил Бэрк, бросив взгляд на Кэтрин.
Она сидела босая, свернувшись калачиком у только что разведенного огня.
Не дожидаясь ответа, он повернулся к горничной.
– Думаю, начнем с ванны. Побольше горячей воды. Да, и принесите бутылку вина. Ну а потом ужин. Подайте прямо сюда, в комнату.
Горничная поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь.
Кэтрин протянула к огню промерзшие пальцы и попыталась унять дрожь. Короткий, но тряский путь, который им пришлось проделать в сгущающейся темноте, буквально доконал ее. Пока она тащилась по ступеням на второй этаж вполне приличного, хотя и непритязательного трактира, на нее накатила волна дурноты и головокружения. Пришлось ухватиться за перила, чтобы устоять на ногах. Бэрк, уже достигший верхней площадки, сердито поторопил ее, а она опустила голову, чтобы скрыть свое побелевшее, покрывшееся испариной лицо. Рухнуть в обморок прямо у него на глазах – нет, это было бы слишком большим унижением. Но теперь, сидя у огня, она позволила себе оглянуться на него. Он стоял, прислонившись к двери, скрестив руки на груди, и холодно следил за нею сквозь прищуренные веки. Они долго смотрели друг на друга с молчаливой враждебностью. Наконец Бэрк презрительно покачал головой и занялся распаковкой багажа.
Десять минут спустя раздался стук в дверь, и несколько слуг внесли ванну, ведра, от которых поднимался пар, мыло, полотенца, а также бутылку вина и два бокала. Когда они наполнили ванну и ушли, Бэрк сел на край кровати и раскурил трубку.
– Итак? – спросил он с невинным видом, насмешливо поднимая бровь и кивком головы указывая ей на ванну.
Содрогнувшись от возмущения, Кэтрин поняла, что он собирается сидеть и смотреть на ее купание. Краска гнева бросилась ей в лицо, но она проглотила просившийся с языка язвительный ответ. Господи, да что ей за дело в конце концов? Пусть чертов ублюдок думает, что он ее смущает, раз уж ему это доставляет удовольствие. Нет, больше он ее не смутит, она вообще перестала что-либо чувствовать по отношению к нему, кроме отвращения и жгучего желания снова удрать от него при первой же возможности, но на сей раз уже навсегда. На секунду в голову закралась предательская мысль: ведь не далее, как час назад, она позволила себя поцеловать и едва не отдалась ему прямо посреди дороги… Но Кэтрин решительно отмела ее в сторону. Подобным воспоминаниям не было места за стеной ненависти, которую она воздвигла в своей душе, чтобы выдержать предстоящее ей тяжкое испытание.
Она подняла глаза, и опять их взгляды скрестились в молчаливом, но непримиримом поединке. Ах вот оно что? Этот самодовольный ублюдок бросает ей вызов? Думает, у нее духу не хватит его принять? Мысль о том, что он считает ее малодушной, придала ей недостающей смелости.
Кэтрин поднялась на ноги и, не отворачиваясь, с высоко поднятой головой, начала раздеваться. Пальцы у нее дрожат просто от холода, уверяла она себя. Уронив на пол отяжелевшее от сырости платье, она поколебалась всего секунду, а потом решительно стянула с плеч сорочку. Глупые мысли продолжали осаждать ее: наверное, она страшно отощала, одна кожа да кости. Нет, нельзя забивать себе голову подобным вздором! Не все ли ей равно, что он о ней подумает? Выпрямившись и держа руки вдоль тела, даже не пытаясь хоть как-то прикрыться, взглянула на Бэрка самым ясным и безмятежным взором, на какой только была способна. Она убедилась, что он больше не смотрит на нее с презрением. Нет, теперь он вглядывался в нее с таким напряженным вниманием, с такой страстью пожирал глазами ее наготу, что ей все-таки пришлось отвернуться. Казалось, что от ванны ее отделяет многомильный переход. С трудом преодолев это расстояние, Кэтрин подумала: не сесть ли в ванну лицом к нему? Уж тогда бы она точно ему показала, что ей плевать на грязные игры испорченного мальчишки. Но храбрости у нее на это не хватило, и она торопливо погрузилась в горячую воду, повернувшись к нему спиной и испустив громкий вздох облегчения.