уж, Марат Хасанович умеет столбить территорию и доступно транслировать всем подряд «Моя».
– Что сказал Андрей?
– Что все нормально.
– Он это целый час повторял?!
Марат кашлянул и промолчал.
– Он тебе поставил блокаду? Делал массаж? Что? Марат, не молчи! Черт, я сейчас позвоню Андрею и сама у него спрошу!
– Он тебе ничего не скажет.
– Марат! – Милана ничего не могла с собой поделать – и притопнула ногой. Совсем как девочка. Но это его упрямство просто выводило из себя.
Он подошел, поднял руку и медленно провел рукой по ее волосам.
– Со мной все в порядке. Не надо носиться со мной, будто я старик.
– Да кто говорит про старика! – Милана стремительно подалась вперед, а потом остановилась. Аккуратно прижалась и медленно провела по его спине. – Я ужасно переживаю, что тебе больно.
– Мне не больно, – его руки легли ей на поясницу.
– Значит, Андрей поставил тебе блокаду?
– Какая же ты упрямая… – вздохнул Марат. – Да, поставил.
– Какое лечение назначил?
– Все – больше никаких вопросов. Я с этим разберусь сам.
Милана вздохнула и прижалась щекой к его плечу. Ладно. Хоть что-то узнала. И он еще называет ее упрямой!
– Значит… – ее ладонь снова медленно прошлась по широкой спине. – Значит, тебе сейчас уже не больно.
– Нет. Скажи, он везде тебя трогал?
Нет. Это невозможно. Это просто выходит за рамки всего!
Милана отстранилась.
– Да! И видел меня в одних только трусиках! Правда, со спины. Господи, Марат, Андрей – врач! Прекрасный врач! И он женат, если ты вдруг временно оглох и не слышал, как он рассказывал про жену!
Он вдруг прижал ее к себе совсем плотно. И хрипло прошептал на ухо:
– Я понимаю, что врач. Но меня сводит с ума мысль, что кто-то видел тебя такой… какой видеть могу только я.
– Да какой «кто-то»?! – взвилась Милана. – Андрей – единственный мужчина-врач, к которому я обращалась. А, нет, еще стоматолог, Роман Николаевич. Ему за пятьдесят точно. И у него в кабинете я вообще не раздевалась. Ну, доволен?!
– А если не врачи…
– Какие еще, на хрен, «не врачи»?!
Милана резко вывернулась из его рук и отошла к окну. Некоторое время в комнате было тихо. Это была тишина-подготовка. Как будто даже потрескивающая.
– Милана… – раздался негромкий голос Марата. – Это… это то, о чем я подумал?
– Один раз дело дошло до постели. Мы даже разделись до белья. Но дальше… дальше… – Милана почувствовала, что у нее вдруг запершило в горле. Как же она не хотела вспоминать о том, как пыталась забыть, изгнать, заставить Марата Ватаева исчезнуть из своей жизни! Милана прокашлялась и сухо продолжила: – Дальше я его выгнала. Еще с парочкой других дело доходило до поцелуев. Ну и… на этом все. Ни с кем не смогла. Они все – не ты.
Милана почувствовала его рядом до того, как Марат к ней прикоснулся. А потом – большие горячие ладони на ее плечах, и он снова прижимает ее спиной к своей груди, а его колючая щека прижимается к ее. Она прикрыла глаза. Как это ужасно, что у нее не получается на него даже толком рассердиться за его неуместную ревность, на которую Марат вообще не имеет никакого права. Но не получается, хоть ты тресни.
– Ну и о чем ты сейчас думаешь?
– Прикидываю, какие у меня шансы выудить у тебя имя того, с которым дело дошло до белья.
– Марат! – прошипела Милана, дернулась, но он лишь прижал ее к себе плотнее. – Я тебе ничего больше не скажу! И прекрати ревновать немедленно!
Его щека медленно скользнула вниз, когда Марат наклонил голову. Его губы скользнули по ее шее.
– Ты не можешь даже представить себе, какой я сейчас счастливый…
Еще несколько поцелуев в шею, мужские руки спускаются с женских плеч вниз.
– А тебе доктор секс разрешил? – звучит женский голос легкой хрипотцой.
– Не существует такого доктора, который запретит мне тебя.
***
– Я буду сверху.
– Милана…
– Мне надо. Очень. Пожалуйста…
Ей и в самом деле надо. Надо, наконец, рассмотреть, как следует, своего любимого мужчину. Может, потому что он слишком большой... Может, потому что она так долго ждала его… Милане минувшей ночью было хорошо с ним до слепоты и глухоты, когда это «хорошо» затмевало все. Но теперь она хочет все рассмотреть. Все потрогать. Все распробовать.
И когда Марат, глядя ей в глаза, медленно откидывается на подушку и заводит за голову могучие руки – Милану накрывает волной из предвкушения и счастья – до колких мурашек в кончиках пальцев. И она медленно наклоняется к Марату…
Потом он все же перехватил инициативу. Когда Милана, сама не своя от желания, почти опустилась на него.
– Нет, маленькая, нет… – Марат мягко опрокинул ее на спину. – Подожди. Мы забыли кое о чем…
Милане не нравится эта задержка, этот стук прикроватной тумбочки. Ей не нравится этот пакетик из фольги в руках Марата.
– Не хочу так… – ее рука скользит по его груди, твердому животу, ниже. – Не хочу. Убери его…
Но Марат не слушает ее, фольга все же рвется, и спустя несколько секунд он мягким плавным толчком входит в нее.
– Если бы ты знала только… – звучит его хриплый шепот ей на ухо. – Как я хочу тебя без всего… И так обязательно будет. Но пока… тебе же наверняка нельзя пока… после всего…
Нельзя, кажется, любить его сильнее. Но у нее в этот момент получается.
***
После она нежится в его руках, прижатая спиной к его груди. Кажется, такое положение становится у них любимым. И рука Марата на ее животе – тоже, наверное, становится его любимым жестом.
Его губы привычно касаются ее шеи, когда Марат говорит, медленно касаясь пальцами ее живота.
– Я очень хочу увидеть тебя с животом… в котором будет наш ребенок.
На это Милана может ответить только судорожным вздохом. После такой нежной и горячей близости она совершенно бескостная. И хочется только, чтобы он прижимал к себе крепче, что Марат и делает. И снова продолжает касаться губами ее шеи.
– Все будет хорошо. Верь мне. Когда врач тебе разрешит… когда ты будешь
