Напоминала себе о том, что вовсе не выбирала его в женихи. Но тут же вспоминала – что всё-таки выбирала. Не стоило играть с доверием Асмодея только потому, что хотелось позлить Надаэра. «А они разве не так обошлись со мной?» – тут же проплывало в голове.
От всех этих мыслей начинали ныть виски. А мы тем временем вошли в бильярдную и остановились по разные стороны стола.
Асмодей молчал, комкая в пальцах кружевной платок.
– Я не буду предлагать тебе поделиться силой… Можешь оставаться верховной королевой, – произнес он.
Я не шевельнулась.
– Я только хотел спросить… О чём ты собираешься с ними говорить?
Я вскинулась.
– Видел, как Его Преосвященство говорит по арраку, – Асмодей нервно усмехнулся. – И понял с кем. Жаль, что ты не сказала мне, но, Элирена… Яна… – он подался вперёд, и я тут же отошёл чуть в сторону, избегая прикосновений. – Ты же должна понимать, что в Аркеноре ты чужая. Возможно, простолюдины и обрадуются тебе. Но без меня тебя не примут при дворе.
Я оглянулась на дверь, за которой обосновался наш весёлый «двор».
– Я тебя не понимаю, – честно призналась я.
– Я ничего не буду требовать. Но хотел бы, чтобы традиции остались неизменны. Мать завещала престол мне. Если этот обычай будет нарушен сейчас… То и будущее твоих детей окажется под угрозой.
Из всего сказанного я поняла одно: Асмодей изо всех сил пытается сохранить остатки того, что вот-вот должен потерять.
– Асмодей, я сделаю всё возможное, чтобы ты не пострадал. А сейчас, если честно, у меня нет никакого желания делить престол, который у нас вот-вот отберут. Нужно собраться с мыслями и подумать, о чём действительно с ними говорить. Если не хочешь мне помочь – то хотя бы не мешай.
Я отвернулась и, спиной чувствуя его пожирающий взгляд, двинулась назад в направлении гостиной.
– Готово, – тут же сообщил Ловейн, стоило мне войти.
– Уже?..
– Нас ждут на Сал-Верейн.
Я склонила голову, ожидая пояснений, но не успела получить их, потому что в залу, плечом к плечу, спустились Доран и Надаэр.
– Тогда идём, – сказал князь и, воздев руку, открыл проход.
Доран шагнул первым, за ним Ловейн. Следом я. Очевидно, Волхонский как всегда должен был закрывать путь, но в последнее мгновение, перед тем как вспышка серого света погасла и я поняла, куда попала, раздался вскрик, и я увидела, как из разрыва реальности выскакивает Асмодей. Он подвернул ногу и едва удержался от того, чтобы не упасть.
– Мы так не договаривались! – прошипел Ловейн. – Он всё испортит!
Доран потянулся к мечу. Он явно был согласен с кардиналом.
– Уймитесь! – я поспешно заслонила супруга спиной. – Он уже здесь. И он знает об обычаях Аркенора куда больше меня.
– Наши визави откажутся с ним говорить, стоит им только узнать, что он здесь! – Ловейн, похоже, искренне верил собственным словам, но звонкий голос его перебил.
– Не откажемся. Мы готовы выслушать каждого. Даже его. Хотя и не думаем, что ему есть, что нам сказать.
Я обернулась на звук и увидела в паре шагов от себя ту самую русоволосую девушку, которая вместе со мной проходила отбор.
***
Место, куда мы попали, оказалось лабиринтом пещер, из которых сразу несколько выходов вели на горное плато.
Представители «Алой Лиги» успели добраться сюда быстрее нас – хоть и ненамного. И я видела, что Надаэр с Асмодеем немало обеспокоены этим.
– Откуда у них вообще Владетели пространства? – полушёпотом спрашивал Асмодей, но ответа ему никто дать не мог.
Зато другая сторона не проявляла враждебности, по крайней мере открытой, и русоволосая мадемуазель, которую, как оказалось, звали Пьетта, попросила своих до зубов вооружённых спутников помочь нам обустроить лагерь.
Похоже, она не слишком спешила. Не спешили и мы.
Покуда бунтовщики устанавливали шатры, а Асмодей нервно расхаживал по плато туда-сюда, я осматривала чудесные виды, открывавшиеся с гор на все четыре стороны.
Наконец всё было готово. Для нас и соратников Пьетты накрыли низкий походный стол из дуба, на котором оказались сухое вино, фрукты и хлеб. После пары дней бегства мы с Асмодеем были весьма не прочь перекусить. Надаэр и Доран остались неподвижно стоять у нас за спиной. Я всё пыталась поймать момент, чтобы обменяться с Надаэром парой слов. Он вёл себя так, что я не могла понять, в силе ли наш уговор. Асмодей, напротив, чувствовал себя королём. Он поддерживал светскую беседу и не замечал, что Пьетта то и дело бросает пристальные взгляды на меня. Я же, наоборот, молчала. Потому что не умею вести светских бесед и потому, что ничего не знаю о том, что принято обсуждать в Аркеноре за столом. То время, что я провела во дворце, ничему не успело меня научить.
Обед подошёл к концу и, обменявшись первыми любезностями, стороны разошлись по своим половинам плато.
Ко мне подошёл Ловейн.
– Имейте в виду, если они и верили в дух Элайи, благословивший Вас – то теперь им всё равно.
– Я догадалась, – буркнула я и перевела взгляд на непрошенного собеседника. – Ваше Преосвященство, если у вас были люди в стане врага, почему вы не предотвратили нападение на дворец.
– А я не пытался? – он приподнял свои полукруглые идеально ровные брови. Мало похожие на кустистые и густые брови Торвана.
– Не знаю, что вы делали до того, как появилась я. Но после свадьбы вы не предприняли ни единой попытки со мной поговорить.
Ловейн пожал плечами и сделал вид, что любуется видом голубоватых гор вдали.
– Во-первых, у меня не было никаких оснований полагать, что вы смышлёней, чем Асмодей. Вы марионетка, Элирена. Не стоит обижаться, это очевидный факт. И я знаю, кто вас прислал. И никогда не позволю ему править на моей земле.
Он отвернулся и, не позволив мне спросить более ничего, двинулся прочь.
Надаэр
С самого перехода я с трудом справлялся с собой. События последних дней – начиная с непрошенной встречи, которой я всеми силами хотел бы избежать, и заканчивая поцелуем, который случился вчера – едва не свели меня с ума.
Я сам понимал насколько безумно то, что я затеваю. И насколько безумно то, что я позволяю затевать Дорану. Но мысль о том, что я мог бы вернуть Элирену, не давала мне покоя, и сердце требовало рискнуть.
– Не смотри на неё так, – голос Дорана прозвучал над самым ухом, и я, вздрогнув, отвела взгляд. Но стройная фигурка в дорожном костюме, замершая у края плато, намертво отпечаталась у меня в глазах. Руки чувствовали мягкое тепло её тела. Шея ощущала жар её дыхания.
Когда позавчера, растерянная и одинокая, она стояла в кругу моих рук, я и не думал, что могу быть так счастлив.
