Она закрыла лицо руками и тихонько заплакала.
Я был тронут ее рассказом. До этого момента я и не задумывался, каким кошмаром для нее обернулась та дорога назад.
— Думаю, дальше я знаю, можешь не говорить, — негромко сказал я.
Она высушила слезы и посмотрела мне в лицо.
— У Франсуа не было хирурга, который мог бы прооперировать меня на месте. И вам пришлось отправлять меня в Европу. Единственный способ, как это сделать, был с помощью вертолетов Нико с нефтяной платформы в Красном море. И ты ему позвонила, так?
— Да.
Она виновато кивнула.
— Мэтью, как ты не понимаешь? Я не могла. Я чувствовала себя перед ним в долгу. Особенно после того, как тебя действительно вытащили с того света.
Я смотрел на нее, не в силах поверить, что то, что я всегда подозревал в душе, оказалось правдой. Значит, она меня все-таки любила.
Сильвия так распереживалась, что мне захотелось обнять ее и утешить.
В тот момент я простил ей все.
21
Мы сидели вдвоем и молча смотрели на закат.
Мне становилось не по себе и все больше тянуло уйти.
Сильвия вздохнула.
— Мэт, теперь все будет по-другому. Не так страшно. Даже если я умру, по крайней мере, мы с тобой успели еще раз повидаться.
— Сильвия, ты не умрешь, — солгал я. — Я не дам тебе умереть, я тебе это уже говорил.
Она посмотрела на меня.
— Знаешь, почему-то, когда ты это говоришь, я тебе верю. Кроме этого мальчика, Липтона, скольких ты еще больных вылечил?
Ага, выходит, она все же следила за моей карьерой.
— Завтра принесу тебе «Нью ингланд джорнел» с моей последней статьей.
— Нет, я хочу, чтобы ты мне о них сам рассказал.
— Джош на будущий год заканчивает среднюю школу. Кэти только что родила второго ребенка. Донна Коэн и Пол Донован живут абсолютно нормальной жизнью, а Свен Ларссон только что вывел свою команду по боулингу в четвертьфинал чемпионата.
— И это все?
— Нет. Мою методику применяют врачи в Денвере и Сан-Диего. Сильвия, но ты же сама врач. Ты должна понимать, что стопроцентного успеха не бывает!
Мне не хотелось, чтобы она продолжала свои расспросы. Она и не стала.
Я непроизвольно взглянул на часы.
— Что, уже пора? — с тоской спросила она. — Неужели даже не выпьешь?
— Прости, но у меня назначена встреча.
Я вспомнил, что обещал Эви позвонить после восьми.
— А ты не можешь задержаться на несколько минуточек?
Она успела сделать знак горничной, и та стояла наготове.
— Мэтью, белое вино? Как обычно?
— Ну ладно, — капитулировал я и тут же рассердился на себя за малодушие.
Прислуга быстро вернулась, неся на подносе бутылку «Пулиньи-Монтраше» и два бокала.
Быть может, виноваты сумерки, но мне показалось, что лицо у Сильвии уже не такое мертвенно бледное. Слово за слово, мы предались воспоминаниям о счастливых моментах нашей прошлой жизни. А таких было немало. Несколько минут превратились в полчаса, после чего Сильвия сказала:
— Не поужинаешь перед уходом?
Я легко мог отказаться, но остался. По собственной воле.
Мы сидели в столовой с высокими потолками и полотнами Ренуара, Сезанна и Сера на стенах, отчего комната казалась продолжением «Зала для игры в мяч».
Ограничивать беседу темой прошлого становилось все сложнее.
— Ты с тех пор с Франсуа не встречалась? — спросил я.
— Ты знаешь, встречалась, — сказала она. — В каком-то смысле он изменил своим принципам.
— Это как понять? У него в тридцати пяти странах работают тысячи врачей, а ты говоришь, он изменил своим принципам!
Она посмотрела на меня с улыбкой.
— Теперь он не только застегивает рубашку, но даже носит пиджак и галстук.
— А-а, — засмеялся я. — Это уже попахивает буржуазностью.
— В прошлом году мы с ним ужинали в ресторане в Париже, — продолжала она. — Он пытался заставить Нико раскошелиться. К концу вечера наше состояние облегчилось на несколько миллионов долларов, а у Франсуа появился полевой госпиталь в Габоне.
— А кстати, о госпитале. Какую ты в конце концов выбрала себе врачебную специальность?
Она нахмурилась.
— Мне давно пришлось оставить медицину. Но это уже другая история.
— Расскажи! — попросил я. — Любопытно, что тебя заставило избавиться от твоего невероятного идеализма. Ты ведь так замечательно управлялась с детьми! Никогда не забуду, как ты в первый день поставила тот диагноз! Нелегко было угадать.
— Мэтью, это было в Африке. Италия — совсем другое дело.
— То есть?
Медицина плохо сочетается с семейной жизнью. Это не то, как моя мама руководила редакцией из собственного дома. Ты и без меня знаешь, какой самоотдачи требует педиатрия. А кроме того, Нико нужно было, чтобы я его сопровождала на всех вечерних мероприятиях. А потом еще дети…
Я ее не узнавал. Это была не та Сильвия, с которой я когда-то был знаком. И близок. Я не мог скрыть разочарования.
Она это почувствовала.
— Не сердись, Мэтью, но ты всегда ждал от меня слишком многого. Нельзя сделать Мать Терезу из избалованной миланской барышни, которой никто никогда не смел перечить.
— Перестань, Сильвия, я помню, какая ты была. А вот ты, кажется, подзабыла.
— Ну, хорошо, хорошо, доктор. — Она подняла руки вверх. — Можешь тешить себя иллюзиями. Но вообще-то я тоже имею кое-какое отношение к медицине, — виноватым тоном добавила она. — Я в попечительском совете большой клиники. А на будущий год буду президентом Итальянского общества Красного Креста.
Тут у меня запищал пейджер. Я вынул его — на дисплее стояли слова: «Позвони жене. 555-1200».
Я извинился и набрал номер.
— С тобой все в порядке? — спросила Эви. — Ты где?
Да тут… срочное дело возникло, — уклончиво ответил я. (Вернусь домой — все объясню.) — Я сейчас выезжаю.
— Приезжай поскорее! Нам с тобой многое надо обсудить. К твоему приходу я что-нибудь сготовлю.
— Не хлопочи, я перекусил. Я только хочу тебя видеть.
— Буду ждать, Мэт.
