69
— Надо использовать!
Я вздрогнула, стискивая чашку. В груди плеснул адреналин, и я едва сдержалась, чтобы не задать стрекача.
— Почему мне не сказал, что она — медведя? — зашипел Сит. — Как я ее теперь использовать буду? Ты знаешь, что такое — его самка?!
Возражений не было долго, и я уже подумала, что не будет.
— У нас есть время сообщить ее отцу, чтобы тот убираться из нашей земли! Дай ему ночь! Наш связной в городе! Скажи, убьем ночью!
— Ты такой умный, Калего? Думаешь, я без тебя не осилю?
— Я просто хочу, чтобы ты не струсил!
— Сам пойдешь с этим медведем договариваться! Ее нельзя трогать!
— Человек с медведь не говорят!
— Говорят уже! Мне доложили! Медведь был у отца!
Сезар был у папы? Я обняла колени, усевшись на подстилке, и пялилась перед собой, дрожа все сильнее. Кожу жгло. Приходилось выпрямлять ноги и обмахивать ладонями, чтобы хоть немного ослабить боль. Голоса стихли, зато стали слышны другие звуки: стук, гвалт, крики, плач детей. Через время в палатку долетел запах еды.
Но ко мне никто так и не пришел до самой темноты. Ночью стало холодно. Завернуться в подстилку не удавалось. Сквозь щель в ткани видела, что где-то недалеко плясал огонь, и, наконец, решилась посмотреть, что там происходит.
Снаружи оказалось не так и темно — самое начало сумерек, просто моя палатка стояла в тени ели. Совсем недалеко виднелась поляна, на которой горел костер. Дикари сновали туда-сюда, таскали корзины с чем-то, беседовали, столкнувшись на тропинке, или ругали детей, бегающих между ног. И все они выглядели по-разному. Кто-то в человеческой одежде, а кто-то в набедренной повязке и босиком.
В открытых источниках о них не было официальной информации, зато слухов — завались. Эти оборотни, в отличие от того же Сезара, ближе к животным, чем людям, и жестоко воюют со всеми, кто посягает на их территории. Что за конфликт у них с моим отцом? И не связано ли это с тем, что отец рассказывал про истощение месторождений? Может, он полез на их территорию?
От костра донесся взрыв лающего смеха, и я поежилась. Меня все еще трясло от пережитого, но согреть себя я никак не могла, скакать и приседать сил не было. Я, осторожно высунулась наружу и осмотрелась — никакого конвоя. На меня даже не посмотрел никто, и я, ежась от ветра, поплелась осторожно по тропинке к костру, каждую секунду ожидая окрика, погони и последствий.
Но их все не было. Мимо пробежала стайка полуголых детей, едва не сбивших меня с ног, прошли несколько взрослых. Было странно чувствовать себя будто невидимой. Но вскоре я поняла, почему на меня не обращали внимания — около одного из костров сидели женщины — обычные люди. Они сидели кружком, некоторые обнявшись, некоторые — с каменными лицами. Впечатление было удручающим. Но я все же решилась к ним подойти:
— Привет, — прохрипела, дрожа. — Простите, можно погреться?
Меня уже колотило не на шутку, зуб на зуб не попадал. Когда на меня устремились изумленные взгляды, я думала — побьют или отгонят.
— Ты что! — вскричала одна. — Быстрее садись ближе!
Меня схватили за руки и усадили на ближайшую циновку, завернули в одеяло и сунули чашку с горячим супом.
— Боже, бедная, — причитала одна с одной стороны. — Совсем замерзла…
— Вот изверги, — шептала с другой еще одна. — Хоть бы одеяло дали…
— Спасибо, — хрипела я, еле сглатывая ком в горле. — Я Дана…
Присмотревшись, я заметила, что три из них не старше тридцати, еще три стыдливо прикрывали круглые животы. Особенно разговорчивая парочка сразу представилась:
— Я Карла, — вымучено улыбнулась рыжая девушка с бледной кожей. Красивая, только сейчас под большими синими глазами чернели круги, а губы сильно шелушились.
— Марина, — кивнула девушка постарше, жгучая брюнетка. Все они были одеты по-человечески, в теплые кофты или свитера. — Тебя сегодня притащили?
Я кивнула, пытаясь проглотить суп. На плечо легла ладонь:
— Не скрывай эмоций, тут можно плакать. Уж лучше тут при нас. А эти не любят слез.
Я зажмурилась, содрогаясь. Хотелось проснуться. Даже там, на подстилке в темной палатке, мне было легче. Смотреть в глаза этим несчастным было невыносимо.
70
— И… не вырваться отсюда? — подняла взгляд на Марину.
Она только коротко качнула головой, болезненно морщась.
— Убивают. Жестоко.
— Даже не думай, — тихо проедостерегла Карла. — Лучше сразу смириться. Чем нежнее будешь со своим волком, тем больше от него получишь. За любое сопротивление — жестокое наказание. Мало кто выдерживает. У них в крови — ломать волю. И они это делают с особой жестокостью.
Я тяжело сглотнула, опуская миску. Одеяло больше не грело. А взгляд прикипел к мелким цветам, рассыпанным капельками крови рядом с одеялом. Я видела их в книге матери Сезара. Морник красный. Если растереть цветок на коже — участок, на который попадет сок, онемеет минут на двадцать. А если съесть пару горстей — обожжет слизистую желудка, быстро всосется в кровь и остановит сердце. Чем больше сразу съесть, тем…
Мои мысли прервал крик. Женский. Меня кто-то резко обхватил за плечи и прижал к одеялам, а крик стал совершенно ужасающим, но лишь на короткое время. На поляне даже ветер стих, голоса смолкли, и только треск огня разгонял застывшее время. Морник оказался так близко — рукой подать. Какая удача, что он сейчас цветет…
Я одернула руку, вспоминая слова Элеоноры: «Доверять». Как я вообще допускаю мысль о смерти? Если Сезар был у отца, он не оставит меня…
— Лили, не плачь…
Мир ожил, крик стих, девушки медленно выпрямлялись, протягивая озябшие руки к огню. Рядом кто-то тихо плакал. Я выпрямилась и подняла глаза на лицо совсем молоденькой девушки. Ее обнимала Марина, а та держалась за внушительный живот, сжимая пальцами вязаную кофту.
— Лили…
— Лили? — задышала я чаще. — Твой отец Дональд?
Девушка замерла, открыв рот, и уставилась на меня стеклянным взглядом:
— Откуда ты…
— Он приходил просить… — Я замялась, не зная, как объяснить. Вряд ли стоило рассказывать, что влюблена в медведя-оборотня. — Просил знакомого спасти тебя.
— Сюда может сунуться только тот, кого они боятся, — сузила глаза Марина.
— Ты видела отца? — перебила ее Лили возбужденно, наклоняясь ближе ко мне.
— Да, — кивнула я, с трудом выдерживая ее взгляд. — Он… очень расстроен…
Лили шмыгнула носом, губы девушки задрожали, и она разрыдалась.
— …Прости, — сжалась я, желая провалиться сквозь землю. Девушки принялись успокаивать Лили, а меня вдруг тронул кто-то за локоть.
