Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
На конях выехали за город, на армейский полигон. Стрельба из ружей оказалась удовлетворительной, а из револьверов скверной. В армии, откуда нижние чины перешли в жандармерию, из револьверов стреляли только офицеры. Отсутствие навыков сказывалось. На привлеченных мероприятиях жандармы были вооружены револьверами. Пришлось подробно объяснять вахмистрам и самому стрелять. Удачно уложил все пули в круг, хотя и сам не стрелял несколько месяцев. Потом показывали свои навыки вахмистры. Скверно!
Вечером в штабе дивизиона в выдаче патронов для тренировок отказали.
– Дивизион финансирует городская казна. На стрельбы заложено по десять патронов на жандарма в год.
Пришлось с утра брать двух жандармов и подводу, в оружейном магазине покупать за свои личные деньги патроны к револьверам. На ящик боеприпасов ушла четвертая часть месячного жалованья. Зато неделю палили, выучка поднялась, стали в мишень попадать. И у жандармов интерес появился к службе. Павел постоянно придумывал и проводил тренировки, причем максимально приближенные к настоящим ситуациям. Например, делил эскадрон на три части. Большая часть изображала митингующих, а меньшая часть себя, жандармов. И жандармы должны были определить в толпе зачинщиков, главных смутьянов и вывести, задержать. Конечно, толпа всеми способами пыталась мешать. Даже если народ собрался на площади, на улице, да хоть на поляне, всегда есть застрельщики, заводилы. Стоит их нейтрализовать, толпа успокаивается. Иной раз в толпу специально затесывались провокаторы, от той же «Народной воли», старались спровоцировать мужиков на столкновение с полицией, с жандармами, с армией. Чтобы были избитые, а еще лучше жертвы. Когда прольется кровь, можно кричать на всех углах, печатать статьи в подпольных газетах о жестокости царского режима, о сатрапах, угнетающих простой народ. О сборах на полянах не для красы. Подпольщики, чтобы их не разогнали, стали собирать митинги там. Первые произошли в мае, и потом такие сборища стали называть «маевками». И об армии не для красного словца. Поп Гапон возбудил народ, устроил шествие, вроде крестного хода, но с призывами к бунту. В результате власти вывели армию для усмирения, стрельба закончилась убитыми.
Первоначально такие практические занятия успеха жандармской стороне не давали. И с одной и с другой стороны физически крепкие мужики. В реальной толпе так не бывает, то женщина, то хилый мужичок, а то и крепок сам, но трусоват. Всегда найдется слабина, есть возможность пробиться к горлопану. Да еще и скрутить надо уметь. Чтобы оружием революционер воспользоваться не смог, не ранил или убил и жандармов и гражданских. Баллистической экспертизы еще не существовало, и вину будут валить на жандармов. Был уже в Киеве такой прецедент. Пришлось учить захватам, некоторым приемам борьбы. Павел сильно пожалел об отсутствии наручников. Их и надеть и снять можно быстро. А во время жандармов использовались только ручные или ножные кандалы. Надевались и снимались кузнецом, расклепывались заклепки. Вес кандалы, особенно ножные, имели изрядный. Цепь, их связывающая, тоже серьезная. И поэтому при этапе, когда осужденных гнали пешком, многие растирали кандалами ноги в кровь. Приходилось их везти на телегах. Не во все уголки огромной империи еще протянулась железная дорога, чаще арестантов гнали пешком. Значительно позже для них были созданы «столыпинские вагоны», с решетками, с помещениями для охраны.
Отношение жандармов в дивизионе через какое-то время к Павлу изменилось, стало уважительным. И вахмистры и нижние чины видели – ротмистр не гоняет служащих попусту, занимается делом.
А через четыре месяца, зимой, на Павла состоялось покушение. Он сначала не понял, то ли следили, выбрав его объектом, то ли случайность. Но не уголовники, точно. С их методами Павел был хорошо знаком по службе в Сыскной полиции.
Зимой темнеет рано. Четыре часа пополудни и уже смеркается. Этим днем Павел задержался до семи. Торопился домой. Зимой в Петербурге промозгло, мороз, ветер, с Финского залива влажность. Тротуары хоть и песочком посыпаны, но не везде. И не только под ноги смотреть надо, но и вверх, ибо сосульки висели над тротуаром и были угрожающих размеров.
Павел был в форме, теплая шинель, шапка, на ногах байковые портянки под сапоги. Все мысли были о теплой квартире, горячем чае с бутербродами. А после почитать «Губернские ведомости».
И вдруг впереди темная мужская фигура. Да не навстречу, а шагнула из парадного. Но дверь не открывалась, не хлопала. Стало быть, мужчина стоял в углублении, перед дверями, явно ожидая. Павел сразу насторожился, правой рукой расстегнул клапан кобуры, обернулся назад. А сзади еще один появился, метрах в десяти. Павел револьвер выхватил, курок взвел.
– Стой!
А человек из рукава вытряхнул кистень. Это грузик свинцовый или чугунный, даже костяной на тонкой цепочке или тросике. При должном навыке оружие страшное, дробящее, а главное – бесшумное.
Бросок кистеня в голову, череп на куски и без шума и пыли. Оружие грабителя, политические пользуются больше цивилизованными методами – ножом, револьвером, зарядом взрывчатки. Павел выстрелил ему в правое плечо, мужчину отшвырнуло, он упал. Павел крутанулся на каблуках, а второй мужчина уже в пяти шагах и в руке нож. Павел взвел курок и выстрелил в грудь, почти в упор, потому как мужчина почти бежал. Покушавшийся был убит. Сразу раздались трели свистка. Так дворники вызывали городового. И полицейский не заставил себя ждать. Топая, оскальзываясь, вывернул из-за угла. Увидев жандармского офицера, вытянулся.
– Что случилось, ваше благородие? Кто стрелял?
Как будто не видит револьвера в руке Павла.
– Нападение на меня. Одного убил, второго ранил.
– Ага-ага, сейчас мы его в тюремную больничку, а потом на допрос. А этого в покойницкую определим.
Павел убрал оружие в кобуру. Городовой попросил:
– Не уходите, ваше благородие, я быстро обернусь.
В самом деле, быстро вернулся с санями. Вместе с извозчиком забросил в сани труп и раненого, сняв с кисти кистень.
– Вот, значит, как! С кистенем! Придется вам, ваше благородие, в полицейскую часть пройти, написать объяснительную – что и как.
– Обещаю.
Полицейский укатил на санях, а Павлу пришлось идти в полицию, аж за три квартала, писать бумаги. И к себе на квартиру он попал уже после полуночи, голодный и злой. Однако же одно понял: от покушения никто не застрахован. Через несколько дней, как и обязался, снова зашел в полицейскую часть. Раненного Павлом уже успели допросить, и полицейский следователь соблаговолил дать почитать протокол.
Оказалось – не уголовники. Впрочем, Павел так и предполагал. За Павлом следили несколько дней, используя закрытую кибитку. Причем на вопрос: «Почему покушались именно на ротмистра?» нападавший ответил:
– Так он же жандарм! И уже поэтому заслуживает смерти!
То есть на месте Павла мог оказаться любой жандарм или чиновник, не личная неприязнь была тому причиной.
Глава 9
Смертельное ранение
Постепенно Павел начал привыкать к новому месту службы. Народ в его дивизион подобрался хороший. А все благодаря отбору. И по физическим данным отбраковывали, и пьющих или картежников. Служба не за письменным столом, а большей частью на свежем воздухе. И навыки, которые Павел внедрял, пригодились. На широкую Масленицу, на гуляния народные, несколько революционеров начали выкрикивать лозунги, хулящие царя и чиновничество. Павел не знал, как живут крестьяне, но видел, как рабочие. Вполне прилично. Кто зарплату не пропивал, пили чай с сахаром, ели мясо, ходили в сапогах, а не лаптях. Промышленникам волнения на заводах и фабриках не нужны. Поэтому в заводских столовых цены копеечные, для детей есть детские сады. Павел, как узнал, сильно удивился. И школы фабриканты строили, и больницы и пансион по инвалидности выплачивали, коли травму на производстве получали. Конечно, фабриканты мизантропами не были, копейку считать умели. Но и понимали – голодный работник не выгоден для завода.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
