Я заснул над этим письмом, а сейчас продолжаю его уже из Торонто. Лежу в постели в доме Сандерсонов, Габи спит в соседней комнате. Я приехал ночным поездом, весь день провел с детьми и думаю, что за завтра по-настоящему узнаю обе «приемные» семьи.
С утра и до обеда я был у Сандерсонов, а ужинали мы у Джефкоттов. Оказалось, что я попал на день рождения господина Джефкотта. Завтра с самого утра – Габи и Рони, обед с господином Джефкоттом, потом пойду в школу к Рони и посмотрю на его занятия своими глазами. После обеда зайду в женский комитет Университета Торонто, чтобы пожать им руки и сказать большущее спасибо. Потом поеду в Габину школу, возьму ее и подружек и свожу их в кафе. Ужин у Сандерсонов.
Описать мои впечатления сейчас мне будет труднее, чем в первый раз, поскольку они глубже. Я видел Габи и Рони вместе, они по-прежнему выглядят, как дружные брат и сестра, но как только они расходятся по своим «приемным» семьям, семейная связь между ними растворяется в разнице педагогических взглядов в семьях Сандерсонов и Джефкоттов. Госпожа Джефкотт придерживается теории «от матери к ребенку, и никаких правил». На практике это выливается в то, что Рони более-менее предоставлен самому себе. Его отметки в школе по большей части «удовлетворительно». Сандерсоны же считают, что детям нужны определенные правила и общая рутина.
Я пишу это письмо в поезде. Женя, ты не представляешь, как трудно мне было подняться в мой вагон первого класса и оставить детей позади. Я думал, что расплачусь. Хотя там мне удалось сдержаться, может быть, я еще и расплачусь над этим письмом. Я боюсь навестить их еще раз, потому что еще одного расставания я не перенесу.
Вчерашний день прошел по расписанию. Габи не пошла в школу. Я проговорил с ней все утро. Она очень чувствительная и все время спрашивала, почему она не может поехать со мной. Говоря о школе, она сказала, что не хочет ходить на арифметику, «потому что они проходят одно и то же, по кругу. Можешь себе представить, папа, они только начинают дроби!»
Потом пришел Рони вместе с госпожой Джефкотт. Рони заметно подрос. Он был в школьной форме, которая выглядела на нем крайне неряшливо. Галстук перекручен, а рубашка вылезла из брюк. Общность с госпожой Джефкотт сразу заметна. Хотя она была одета в дорогую одежду, подобранную со вкусом, чулки у нее были рваные, причем далеко не в одном месте.
После обеда мы отвели Рони в школу, где я познакомился с его новой учительницей. Новой, потому что его перевели в третий класс только две недели назад. Учительница сказала, что за истекшие две недели она абсолютно довольна Рони. Потом я зашел к директору школы. И он и школа в целом произвели на меня хорошее впечатление.
В школе у Габи, куда меня сопровождала госпожа Сандерсон, я познакомился с ее учительницей, которая с гордостью сообщила, что теперь они преподают новый предмет, обществоведение. В разговоре выяснилось, что это в основном смесь истории и географии с небольшими добавками по конституции, выборам и т. д. Потом, как я и обещал, кафе. Я заказал для всех девочек тосты с сардинами, какао и мороженое на десерт.
Колеса поезда так монотонно стучат на стыках рельс, что боюсь, засну, не дождавшись Чикаго, где у меня пересадка. В этом случае продолжу завтра.
День спустя:
Итак, я в суперэкспрессе «Лос-Анджелес» несусь – если так можно выразиться – в Калифорнию. В одном из вагонов надстроили второй этаж с огромными окнами, чтобы любопытные пассажиры вроде меня могли бы любоваться дивными видами. Ехать две ночи и один день. Мимо меня пронеслись не тронутые человеческой рукой холмы Вайоминга, давящие своей суровостью. Безлюдье этого края поражает. Там и тут горные хребты со снежными вершинами.
Мне осталось рассказать о Торонто совсем немного. Мы все собрались на ужин у Сандерсонов, потом я попрощался с Рони и Габи. Габи внезапно вспомнила, что не успела задать мне вопросы о моей работе и путешествиях по Америке. Потом два «приемных отца» проводили меня на вокзал.
В вагоне мне удалось заснуть не расплакавшись.
30 марта 1942 г.:
Моя любимейшая Женечка!
Мое затянувшееся путешествие подходит к концу, я на пути на Восточное побережье. Это письмо передаст тебе Саймон, который возвратится в Англию раньше меня.
Мы должны были прибыть в Лос-Анджелес в восемь утра, но, проснувшись утром, я обнаружил, что вокруг все еще тянется пустыня. Спуск с гор был величественным: сумасшедшие краски и причудливые скалы. Чем ниже мы спускались, тем более влажным был воздух. Лос-Анджелес, куда мы прибыли с четырехчасовым опозданием, полон пальмовых рощ и невиданных цветов.
Из-за опоздания я пропустил самолет на Сан-Франциско, так что пришлось ехать поездом. В перерыве погулял по ЛА и Голливуду, встречные прохожие выглядят приветливыми, радостными и хорошо одетыми. Полно ювелиров, продающих в кредит! Мексиканское влияние очень заметно в архитектуре.
На следующий день – в Беркли. Университетский кампус расположен на холме, с которого открывается впечатляющий вид на мост Золотые Ворота. И местные физики могут любоваться этой красотой весь день напролет! Университет огромен и чем-то напоминает Кембридж – конечно, за исключением студенток, расхаживающих по кампусу в легкомысленных платьях.
В отеле я столкнулся с посыльным. Он вручил мне приглашение от Роберта Оппенгеймера. У Роберта дивный дом на холме в стиле испанского ранчо, но с холодильниками. К сожалению, ты не застала Оппенгеймера в Цюрихе – он провел там некоторое время в 1929 году. Я его хорошо помню, уже тогда он мне понравился. Оппенгеймер поразил меня абсолютно ясным пониманием проблем атомной энергии. Большинство вопросов, которые мы с Фришем обсуждали в Меморандуме, были ему уже знакомы, часть ответов он уточнил и развил дальше. Он познакомил меня с женой и маленьким сыном.
