Когда Роуз закончила сочинение, близилась полночь. Девочка уснула, едва ее голова коснулась подушки, однако помня про дамасскую розу, которая должна распуститься с первыми лучами солнца, предусмотрительно завела будильник, чтобы нечаянно не проспать. За десять минут до рассвета ее разбудило тихое мурчание. Роуз села в кровати.
«Сентябрина», – шепотом позвала она, но вокруг все было тихо и неподвижно. Приснилось, решила Роуз. Встала, надела шерстяные носки, прямо поверх пижамы натянула свитер и стеганый жилет. В прихожей прихватила с вешалки вязаную шапочку. За окном сыпал небольшой снежок. Роуз надеялась, что солнце – настоящее солнце – пробьется сквозь снег и подарит свой свет дамасской розе.
Девочка направилась в оранжерею. Подсветка была выключена, не горела и «искусственная луна» для ночных растений, кругом царил мрак. Роуз казалось, будто она пересекает величественный темный океан. А вот и дамасская роза. Близился рассвет. Чернота ночи начала бледнеть и истончаться. Роуз взяла цветок и двинулась обратно через весь дом – в цветочную галерею. Ею завладело странное ощущение, будто мебель покачивалась на волнах, волнах моря теней, а восточный ковер, по которому она ступала, снялся с якоря и поплыл по течению. Стояла жутковатая тишина. Роуз чувствовала себя нарушительницей границ, тайком покидающей территорию ночи с дамасской розой в руках.
В цветочной галерее она аккуратно поместила розу в лоток. Как, в небе уже забрезжили первые проблески рассвета? По подоконнику начал растекаться сероватый свет, и в это время в кармане Роуз завибрировал мобильный. Должно быть, вчера она забыла его выложить. Девочка бросила взгляд на экран: 6:58. Осталось три минуты. Она пропустила эсэмэску от Майлза, которую тот послал несколькими часами ранее – в одиннадцать вечера, когда Роуз еще работала над сочинением.
«Джо сломал лодыжку. Выбыл из конкурса. Кто-то испортил ему коньки. Пора убить дракона. Или двух. А лучше трех».
Она дважды перечитала сообщение. Ну как такое могло случиться? Что за невезение! Роуз не отводила глаз от экрана. Солнце взошло две минуты назад. В следующую секунду узкий, как клинок, луч пронзил оконное стекло и упал на дамасскую розу. Девочка изумленно распахнула глаза. Лепестки, крупные лепестки начали медленно разворачиваться. В самом центре цветка они были бледными, почти белыми. Роуз в жизни не видела ничего красивее! А потом она почувствовала:
«Я уже не в оранжерее, я… возвращаюсь… роза вернула меня…»
* * *
Да, она вернулась. Роуз бежала по двору, разделявшему восточное и западное крыло дворца Элсинг, расположенного неподалеку от Хэтфилда. В руках она несла тюк черной ткани. Девочка точно знала, куда направляется. Забрав ткань у суконщика, Роуз должна была доставить ее в портняжную мастерскую. Пятнадцать швей без отдыха шили траурную одежду и завесы для королевских гербов, щитов и эмблем, развешанных во всех королевских резиденциях – король Генрих VIII лежал при смерти в Уайтхоллском дворце в Лондоне. Принца Эдуарда ждали в Элсинге, где сейчас проживала принцесса Елизавета. Туда его вез граф Хартфорд, родич Екатерины Парр[27]. Все понимали, что в такой момент юному принцу следует находиться рядом со своей любимой сестрой, самым близким ему человеком.
Итак, думала Роуз, плохая новость в том, что король Генрих умирает, однако на престол уже готовится взойти новый король, принц Эдуард, который испытывает к ней большую симпатию. Это хорошая новость. А самая лучшая новость – прямо сейчас Фрэнни в числе других слуг едет сюда из Хэтфилда! Ее повысили до судомойки, а значит, теперь она может работать во дворце, как и Роуз.
И вновь здесь все так, словно Роуз никуда и не пропадала. Тревожило только одно: уже долгое время девочка чувствовала, что Фрэнни хотела сказать ей что-то важное, но все никак не решалась. Роуз не хотела на нее давить. У каждого свои тайны. Фрэнни сама ей откроется, когда будет готова. А пока Роуз просто мечтала поскорее увидеть давнюю подругу.
Только оказавшись в приемном зале Елизаветы, она по-настоящему поняла, как долго отсутствовала. Елизавета выросла, ростом сравнявшись с Роуз, фигура принцессы приобрела приятные девичьи формы. Это и понятно: в этом столетии минуло почти три года, тогда как в Индианаполисе прошло всего чуть больше месяца. На дворе стоял январь 1547 года. Роуз точно это знала, так как «гуглила» информацию о Генрихе и его семье. Изменилась не только принцесса, но и все остальные. Кэт Эшли определенно постарела, ее лицо оплыло, появились первые морщины. Шевелюра миссис Добкинс стала совершенно белой.
Роуз медленно огляделась. Даже карлица Беттина выглядела старше: на лице – морщинки, в волосах – седые пряди. Беттина тоже была одета в траурное платье. Заметит ли кто-нибудь, что Роуз никак не поменялась? Правда, для своего возраста девочка была достаточно высокой, что изначально сыграло ей на руку. Теперь же принцесса почти на два года старше ее: Елизавете уже четырнадцать.
– А, это ты, Роуз, – сказала Сара. – Приводила в порядок второе траурное платье ее высочества?
– Да, Сара. А вот ваше платье, миссис Эшли.
– Спасибо, милочка, – Кэт Эшли обвела взглядом обеих служанок. – Помните: как только придет печальная весть, вы должны сменить белые чепцы на черные.
– Да, мэм, – присела в реверансе Сара. – Мы их уже приготовили.
– Вот и умницы, – похвалила Кэт.
* * *
На следующий день, в десять часов утра, гонец из Уайтхолла принес эту самую весть. Он провел в дороге всю ночь и, явившись, потребовал встречи с принцем. Тревожный шепот облетел зал, когда потный и растрепанный гонец опустился на одно колено и склонил голову перед Эдуардом.
– Король умер. Да здравствует король!
