фетиш лучше всего рассматривать как форму действия, а не какой-то особый вид объектов. Это сгущение в объекте социальных сил с тем, чтобы их перенастроить. «Фетиширование» (to fetish), таким образом, адекватнее, чем «фетиш». Понимаемое в более широком смысле, фетиширование – это техника, структурирующая человеческое сознание во времени, а не этап человеческой эволюции – причем этап пройденный, – на котором объектам приписывались силы (Ibid 249).
Он и не «пройден», и не «отчужден», поскольку всегда с нами – нами, которые носят обручальные кольца, что-то коллекционируют или пересматривают фотографии.
Во многих местах йоруба, чтобы видеть божеств, не нужно верить. Они дают о себе знать в вещах и танце. Они обитают в убежищах, но также и во плоти. Они действуют на тех, кто падает ниц, и тех, кто ищет руководства (пусть и скрыто, поскольку порой границы между религиями составляют предмет особого контроля). Я уделил внимание ориша в их физической форме (не объясняя в полной мере, как они выглядят, лишь упомянув, что они узнаваемы, осязаемы, материальны, присутствуют здесь и сейчас), призывал вернуть слово «фетиш» в академический контекст, и только теперь я могу обратиться к тому, что является определяющим религиозные действия йоруба: прорицанию и жертвоприношению.
Определение и предопределение
Я уже говорил о том, что божества почитаются, и хоть в этом нет ошибки, но это не основной способ взаимодействия людей с божествами. Возможно, следовало бы сказать точнее: почитание часто начинает и завершает более примечательные действия, в ходе которых люди и запрашивают у божеств их требования, и отвечают на них. В Западной Африке и соответствующей диаспоре первое чаще происходит путем прорицаний, а последнее обычно подразумевает жертвоприношение.
Йоруба и их соседи опытным путем разработали несколько систем прорицания. Для нашей цели найти «где-то там» такой материал, который вступит в диалог с тем, что, как мы предполагаем, определяет «религию», я не предлагаю детально описывать эти системы (или множество других существующих в мире). Будет достаточно краткого указания на то, как может выглядеть прорицание, тогда как за более обстоятельным описанием можно обратиться к целому ряду работ (Curry 2010; Holbraad 2007, 2008, 2010; de Aquino 2005).
В Ибадане меня взяли на встречу с babalawo (прорицатель в системе Ифа), консультировавшим в специальной комнате. В Осогбо меня пригласили пообщаться с прорицателями в лесном и городском святилищах богини Осун. В других местах я также несколько раз присутствовал на храмовых службах, включавших прорицания. Судя по тому, что я слышал и читал, мой опыт и наблюдения не расходятся с тем, что происходит повсеместно в Западной Африке и ее диаспорах. (Сходство с происходящим в других местах и других сообществах важно для построения теории, но также для этого важны специфика и отличия. Я не претендую на описание всех форм прорицания, даже тех, что распространены среди йоруба.)
Можно сказать, что прорицание начинается тогда, когда люди заканчивают представляться друг другу, вежливая беседа затихает, сменяясь сосредоточенностью на насущном деле – устанавливается атмосфера серьезности. Особая встреча между людьми (прорицателем и клиентом) и ориша становится единственно важным предметом. Люди по очереди простираются перед ориша. Последние, в большинстве случаев и по крайней мере в этих контекстах, помещаются в украшенных мисках и покрыты засохшим пальмовым маслом и другими приношениями, которые на них возливали. Даже когда используются более художественные и выразительные произведения искусства, они «не „представляют“ божество, но скорее им являются и, следовательно, должны питаться кровью [пальмовым маслом и другими субстанциями], с ними нужно разговаривать и в целом в ритуальных контекстах выражать заботу» (Holbraad 2007:203). После соответствующих приготовлений, например слов, адресованных конкретному ориша, начинается само прорицание. В частности, в нескольких местах меня учили обращать свой вопрос к нерасколотому ореху кола, обернув вокруг него деньги в качестве приношения и отдав этот сверток прорицателю. Тот клал деньги рядом с ориша, разделял орех на четыре части и бросал их на ковер, тряпку или поднос. Части распадались по-разному (например, внутренней или внешней стороной наружу), прорицатель изучал получившийся узор и передавал сообщение – ответ на вопрос.
Это, разумеется, весьма краткое описание, но оно должно передать дух прорицательных мероприятий. Другие способы использования орехов кола, раковин каури, цепочек прорицателя и/или порошка, а также знание оду (256 возможных конфигураций объектов для прорицания, каждая из которых связана со стихотворением или рассказом) могут быть и сложнее, но входят все в тот же репертуар. Божества говорят через объекты. Смыслы распознаются в том, что другие могут счесть случайными событиями. (Отметим, что фраза «Это случайность!» – интерпретация в той же степени, что и «В этом есть смысл!»; оба представления складываются в ходе освоения культуры.) Некоторые прорицатели годами изучают это ремесло, достигая такого состояния, в котором посредством их могут действовать божества. Афе Адогаме (Adogame 2009:80) указывает, что к прорицателям обращаются за советом во всевозможных ситуациях. Помимо тех, кто прибегает к предсказаниям в связи с жизненными кризисами и переменами, непростым выбором и заботами, мне рассказывали о политиках, регулярно консультировавшихся с прорицателями, например по поводу успеха избирательных кампаний. Однако в этом скрыто и многое другое. Адогаме соглашается с тезисом Камари Кларк, утверждавшей, что «прорицание является центральным организующим механизмом, посредством которого йоруба понимают мир» (Clarke K. M. 2004:20; цит. по: Adogame 2009:80). То есть люди ищут не только советов и предлагается им не только выбор.
