Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Ещё пару минут я стоял, застыв на месте, словно поддавшись гипнотическому ритму палеогенных модификаторов5, работающих в зале. Зелёный — верная последовательность, красный — неверная… Так они и перемигивались своими сериями: три красных, одна зеленая, две зеленые, одна красная. Результаты вычислений складывались в бездонных погребах наших машин. Были там рассчитанные модели мира без Гитлера, атомной бомбы, Интернета, Махатмы Ганди, Джона Леннона… И даже можно было, например, посмотреть, каким бы стал мир, если бы исторический Будда Шакьямуни не пришёл в него в шестом веке до нашей эры. Вот только к основной деятельности института всё это не имеет ни малейшего отношения; разве что некоторые используемые здесь алгоритмы близки к применяемым нами… Палеогеники создала команда учёных, работавшая над нашей главной задачей ранее. Но после их ухода этим просто некому стало заниматься. Я даже не знаю их истинных мотивов. Может, учёные просто развлекались, отдыхая так от работы, может, даже тестировали какие-то алгоритмы. Но мне, честно говоря, все эти сложные расчёты напоминают популярные в древности игры для вычислителей, где нужно было по определенным правилам строить свой мир и захватывать соседние царства. Хотя, вымышленное всегда привлекало человека возможностью временного бегства от реальности. За долгие годы модификаторы нагенерировали тут огромное множество апокрифических вариантов развития нашего мира: от «золотых веков человечества» до загубившей планету и самоё себя цивилизации. Палепричинология — та ещё наука.
— И какой толк от всех этих пасьянсов, история — дело уже свершившееся, и какая разница, что там могло, а чего… — пробормотал я, и внезапно замолк, не договорив.
В этот насыщенный вечер мне показалось вдруг очень важным прочитать слова Будды, крупно выведенные у нас в холле на первом этаже. Я, разумеется, помнил, что там было написано, и не потому, что каждый день там проходил. Эти слова я знал с детства. Но сейчас надо было именно увидеть эту надпись своими глазами. Я спустился в нижнюю залу; полутьма здесь уютно обволакивала предметы, и включать освещение мне показалось излишним. Впрочем, просачивающегося с улицы света вполне хватало, чтобы ни на что не наткнуться — вот, например, чтобы не удариться лбом об статую Будды, установленную у стены. Я уселся в кресло и обратил взор на фигуру Учителя. Будда стоял, воздев правую руку вверх, держа ладонь на уровне своего лица. Проникающее извне освещение становилось то интенсивнее, то чуть угасало, и бронзовый Учитель переливался, поочередно осветляя и затеняя разные стороны своего тела. А над статуей на стене была выведена искомая надпись, воспроизводившая, как считается, последние прижизненные слова Просветлённого: «И теперь не верьте всему, что я сказал, потому что я Будда, но проверяйте всё на собственном опыте. Будьте сами себе путеводным светом». Рассматривая в игре сияния каждую букву, я не спеша прочитал написанное и медленно склонил взор на Будду. В этом антураже гипнотический ритм светотени завораживал, и скоро я уже не мог оторвать невидящий взгляд от статуи, погрузившись в раздумья и воспоминания.
«Да-а, — размышлял я, — Будда завещал, а мы всё до сих пор проверяем. Ну, еще бы! Мы ведь „Институт кармоведения и исследования проблем причинно-следственной связи“. Даже табличка над входом соответствующая имеется. Красивая, монолитная такая, увесистая. Почти как слова самого Учителя. Если кому-нибудь из нас на голову вдруг упадёт, просветление гарантировано! Ну, или хотя бы „эврика!“, что нам, признаться, очень бы не помешало. А „Институт кармоведения“ — это, несомненно, звучит солидно. А уж „исследования проблем причинно-следственной связи“ вообще кого хочешь заставит поверить, что мы тут самыми что ни на есть серьёзными вещами занимаемся. Вот только Дарима верно подмечает, что у самой причинно-следственной связи-то явно никаких проблем быть не может, проблемы рождаются в головах у людей. Они есть у тех, кто никак не может эту связь доказать, то есть у нас! И надо же, за пять десятков лет углубленных изысканий в области изучения кармы никто так и не заметил казус, кроющийся уже в самом названии организации».
Я невесело улыбнулся старой шутке подруги и снова погрузился в себя. «Как я вообще пришёл ко всему этому? Нашёл ли я действительно своё дело? — спрашивал я себя. — Двадцать лет назад — давно ли это или не очень? Перед глазами встаёт молодой, спаянный верой в победу науки коллектив учёных. Вот полный идей, впечатлительный романтик Гелугвий — горящий взор, всегдашние кудряшки. С каким упоённым самоотречением он влился в работу! А степенный Штольц — просто рабочий безотказный механизм, одержимый идеей нахождения научного доказательства причинно-следственной связи. И я, горе-искатель; и примкнувшая затем Дарима… двадцать лет поисков… и тридцать лет Колпак существовал ещё до нашего прихода в Институт. — Я глубоко вздохнул и переключился на последние события. — А вот моя недавняя лекция в Зале Совета. Я ведь им не всё рассказал. Моя жизнь в контексте главной проблемы — это ведь только меня касается? Или нет? Увлёкся я на лекции и всё же обмолвился. Но как ни крути, это, по большому счёту, есть частный случай глобальных проблем человечества. Так как же у меня всё это началось, как я пришёл к тому, чем живу сейчас и кем являюсь?»
Моё тело, плотно влитое в сосуд кресла, будто распростёрлось перед статуей Будды; мысли же покинули его и витали где-то вдали, подчиняясь сигналам из мозга, плотно окутанного тенётами мерцания тела Учителя.
«Сколько себя помню, никогда не мог просто радоваться ощущению своего присутствия в мире, никогда! — продолжал я свой экскурс в собственное прошлое. — Уже с самого детства, а потом всё сильнее и сильнее тяготился я пресловутыми „главными вопросами“. А суть этих задач не меняется с течением тысячелетий, меняется лишь их форма. Хотя меня иногда и спрашивают: „отчего они у тебя вообще возникают? Ты же сам называешь себя кармиком, а раз так, то у тебя есть Учение“. Да, верно то, что я родился в семье кармиков и впитывал всё это с самого малого возраста; но при этом лишь я один в нашем семействе не мог воспринимать вещи такого порядка на веру, не мог поверить не проверив. А среди моей родни никто и в мыслях не подвергал сомнению законы причинности, никто не задавался такими вопросами. Родственникам вообще не нужно было никаких доказательств. Все они веровали традиционно, не вникая в глубины Учения. Отцу было достаточно взглянуть на статуэтку Будды и поклониться; дядя просто верил, что всё сделанное им в этой жизни обязательно найдёт свой отклик в следующей; мама посещала сохранившиеся дацаны и читала мантры. Но у меня-то, у меня-то, бедолаги, всё было не как у людей! Я хотел следовать за Учителем, но сначала взалкал найти научные доказательства того, что происходящее с людьми некогда предопределено ими же самими. Так я и оказался на тернистой дороге познания. Несколько десятилетий я определялся, примерял, пробовал, и потом, наконец, окончательно избрал дорогу учёного. Н-да, сколько я всего изучал… физика пространства, математика, астроэнергетика, программирование, да ещё с десяток дисциплин поскучнее. „Если я не могу поверить, то смогу измерить!“ — помнится, решил я, руководствуясь, причём, словами исторического Будды6. Да, теми самыми, что написаны у нас тут. Я надеялся научно разрешить для себя главные вопросы и помочь, таким образом, всему человечеству. А потом… двадцать лет пролетели так быстро. Чего же мы достигли? Крохи, истые крохи. Сколько же веков ещё нужно? А что, если права Дарима, и доказать мы ничего не сможем?»
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
