Офелия не торопясь проехала через ворота. Сторож, выглянувиз будки, махнул ей рукой, и она приветливо кивнула в ответ. С легким вздохомОфелия поехала дальше, осторожно перебираясь через «лежачих полицейских». Поулице сновали мальчишки на велосипедах, бегали собаки, однако прохожихвстречалось на удивление мало. Сейф-Харбор был одним из тех городков, в которыхвсе жители знают друг друга в лицо, однако предпочитают держаться особняком.Они с дочерью прожили здесь уже почти месяц, но так ни с кем толком и непознакомились. Впрочем, Офелия не особенно расстраивалась из-за этого. Свернувк дому и выключив зажигание, она немного посидела, наслаждаясь тишиной, слишкомусталая, чтобы пошевелиться. Ей ничего не хотелось: ни видеть дочь, ни готовитьужин, но Офелия понимала, что ожидавших ее дел не избежать. Достаточно толькоподумать о них, чтобы плечи ее ссутулились от бесконечной усталости, когда всетело наливается свинцом и не хватает сил даже причесаться или снять трубкутелефона.
Вот и сейчас на нее навалилось такое чувство, что жизнь еекончена. Офелия ощутила себя старухой, хотя на самом деле ей только недавноисполнилось сорок два, а с виду нельзя было дать и тридцати. Длинные светлыеволосы мягко вились по плечам, а такие же, как и у дочери, глаза напоминали поцвету выдержанный коньяк. Сложением они тоже были похожи – обе изящные иминиатюрные, словно дрезденские статуэтки.
Еще в школе Офелия много занималась танцами. У совсем еще маленькойПип она пыталась пробудить интерес к балету, но скоро убедилась, что все ееусилия тщетны. Пип ненавидела танцы, бесконечные упражнения считала нудными иутомительными, а других девочек, готовых часами стоять у станка, – простодурами. Лично ее эти пируэты, вращения и прыжки не интересовали ни в малейшейстепени. В конце концов Офелия сдалась и позволила Пип заниматься, чем ейхочется. Сначала девочка до безумия увлеклась верховой ездой и почти целый годне вылезала из конюшни. Потом занялась лепкой. Но большую часть времени Пиппредпочитала рисовать, причем всегда в одиночестве.
Казалось, Пип только рада, когда ее оставляют в покое и онаможет без помех уткнуться носом в книжку или возиться с Муссом. В какой-тостепени она пошла в мать. Насколько Офелия помнила себя, она тоже была довольнозамкнутым ребенком. Правда, иногда ей казалось, что не следует все-такиполностью предоставлять девочку самой себе. Однако Пип, похоже, ничуть невозражала. Она всегда умела себя занять – даже сейчас, когда мать почти необращала на нее внимания, она никогда не скучала. Кто-то, вероятно, решил быдаже, что Пип безразлично отношение матери. Офелия же чувствовала себявиноватой от того, что они с дочерью так отдалились друг от друга, и частокаялась, сидя на занятиях. Но у Офелии просто не оставалось сил справиться совладевшим ею оцепенением. Все изменилось, уныло думала она, и ничего уже невернешь.
Сунув ключи в сумочку, Офелия вышла из машины и захлопнулаза собой дверцу, даже не позаботившись запереть ее – впрочем, особой нужды вэтом не было. Войдя в дом, она обнаружила, что Эми с озабоченным видомзагружает тарелки в посудомоечную машину – как и всегда, когда Офелиявозвращалась домой. Обычно такое рвение означало, что она весь день билабаклуши и только в последние минуты кидалась к плите или к мойке, изображаяактивную работу по хозяйству. Вообще говоря, особых дел у нее не было – дом,большой, светлый, обставленный современной мебелью, и без того сиял чистотой.Двери из легкого светлого дерева казались невесомыми, а огромные, от пола допотолка, окна открывали великолепный вид на океан. Вдоль дома тянулась узкаяверанда, уставленная плетеной мебелью. Дом оказался как раз таким, как онахотела, – мирным, красивым и к тому же не требовавшим особых забот.
– Привет, Эми. А где Пип? – спросила Офелия.
Глаза у нее были усталые. В произношении почти совсем незамечался французский акцент, разве что говорила она медленно и слегканараспев. Только когда она была измотана до смерти или чем-то подавлена,случайно вырвавшееся слово или интонация выдавали ее происхождение.
– Понятия не имею, – с озадаченным видом бросиладевушка, смешавшись.
Такое повторялось почти каждый раз. Эми никогда не, знала,где Пип. В голове Офелии вновь мелькнуло подозрение, что Эми весь день напролетпроболтала по телефону со своим приятелем. Офелия почувствовала, что начинаетзлиться. В конце концов, нельзя же оставлять такую малышку одну, особенно когдаокеан в двух шагах от дома. Ее всегда терзали страхи, что с девочкой можетслучиться беда.
– Скорее всего у себя в комнате, читает. Во всякомслучае, в последний раз я ее видела там, – дернув плечиком, предположилаЭми.
Сказать по правде, Пип улизнула из комнаты еще утром. Офелиязаглянула туда, но комната оказалась пустой. Как раз в это время Пип сломяголову неслась к дому, а за ней огромными прыжками мчался Мусс.
– Она что – снова бегала по берегу? – спросилаОфелия, вернувшись на кухню.
Лицо у нее исказилось тревогой. Впрочем, нервы у нее вообщебыли на пределе еще с октября. Пожав плечами, Эми включила посудомоечную машинуи собралась уходить. Судя по всему, ее нисколько не волновало, где сейчас ееподопечная. Эми просто обладала беспечностью, свойственной молодости. Но Офелияуже получила жестокий урок и хорошо усвоила, что жизнь порой бывает беспощадна.
– Нет, не думаю. А если и так, она мне ничего несказала.
Лицо Эми оставалось безмятежно-спокойным. А вот Офелиябуквально места себе не находила от тревоги, хотя и знала, что за высокимзабором им нечего бояться. В общем-то так оно и было, но Офелия все равнобеспокоилась, что Эми позволяет Пип без присмотра бродить где придется. И еслидевочка упадет и расшибется, если угодит под машину, она, ее мать, даже несразу узнает о происшествии. Она сто раз просила Пип предупреждать Эми о том,что уходит, но и та и другая упорно пропускали ее слова мимо ушей.
– Так до вторника! – беззаботно бросила Эми,прежде чем выпорхнуть за дверь.
Офелия, сбросив сандалии, вышла на веранду и с встревоженнымвидом принялась оглядывать берег. Картины одна другой страшнее, сменяя другдруга, вставали у нее перед глазами. Как ни странно, более простые объясненияпочему-то не приходили ей в голову. Время уже близилось к шести, и к тому жезаметно похолодало. Не прошло и минуты, как она увидела дочь. Пип стремглав несласьк дому, держа в руках нечто, напоминающее белый флаг. Только поднявшись надюну, Офелия сообразила, что у нее в руках лист бумаги. Чувствуя неимоверноеоблегчение, она бросилась навстречу дочери и помахала ей рукой. Запыхавшись отбыстрого бега, Пип только молча улыбалась ей, а довольный Мусс кружил вокругних, заливаясь громким лаем. По лицу матери Пип догадалась, что та вне себя отбеспокойства.
– Где ты была? – нахмурившись, торопливо спросилаОфелия.
Она бы с радостью придушила Эми. Просто хоть кол на головетеши, сердито подумала она. Увы, она не знала здесь никого, кем бы можно былозаменить Эми. А оставить Пип совсем одну она не могла.
