Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Неприятной необходимостью в той среде было умение сопротивляться опасности. Я в этом преуспела. Я умела, войдя в комнату, определить оружие. Я обыскивала местность глазами, находя, чем причинить побольше урона и защититься от нападения. Мой быстрый ум и скоростное мышление спасали меня всю жизнь наравне со способностью драться. Я всегда чувствую пятой точкой, и моя интуиция не подводит. Плохо, что я не пользовалась ей в Голливуде. Поберегла бы сердце. Она могла спасти меня от неизмеримой травмы.
В любом случае, мое «перехитри-и-переживи» мышление хорошо служило мне в детстве. К счастью, из-за малого возраста я избежала надругательства, или, возможно, моя привычка носить короткую стрижку и обноски брата спасла меня. Бо́льшую часть времени меня считали мальчиком. Хотя и мальчикам доставалось. Черт, наверное, со мной было слишком много проблем.
Дело было только во времени, но к счастью для нас, терпение отца лопнуло на педофилии, и он втайне решил уезжать. Мы не могли объявить об отъезде и просто уйти. Когда в секте проходил слух, что кто-то собирается покинуть ее, мог пропасть ребенок, или семья получала суровое наказание в назидание остальным.
Так что одной ночью отец представил нам какого-то Бепо, и он приехал за нами с молотком. Нас ждала машина, мы загрузились, и прочь, прочь, прочь.
Сначала мы сбежали в местечко Мунано, небольшой город в итальянской Тоскане. Мы жили во многовековом каменном доме, где мы кипятили воду и мылись в круглой ржавой металлической ванне.
Мы были всклокоченными детьми в хиппарских обносках. Я привыкла, что вокруг много детей, и было странно жить в комнате только с четырьмя, когда вокруг так мало людей, даже если это семья, а не «семья».
Отец бросил Детей Бога физически, если не ментально, забрав свою вторую жену Эстер. Что касается матери, я только знаю, что она осталась. В секте было так много женщин, что я не смогла узнать маму как личность. В моём будущем образе жизни появился ещё один дестабилизирующий элемент.
Раз мы жили в маленьком средневековом городе, меня отправили в первую общеобразовательную школу, что смутило меня. В секте мы носили то, что налезало из кипы отданных и поношенных вещей, и я обычно носила вещи брата. Теперь мне было сказано надеть розовый рабочий халат на пуговицах. Мне нравился синий, и я спрашивала, почему не могу надеть его. Я попросила учителя объяснить, и она ответила, что девочки носят розовое. Только мальчики носят синее. Я подумала, что тупее отстоя я не слышала. Я впала в ярость из-за того, что теперь отличалась от брата по необоснованной причине. Я не понимала, почему должна носить розовое. Я и сейчас не понимаю.
У нас была соседка Антонелла. Она связала мне желтые шерстяные подштанники, которые были неудобными. Они были огромные, комкались и сползали, если не подвязать. У меня всегда была аллергия на шерсть. У меня так чесалось тело по дороге в школу «Системников», что я сняла их и спрятала за кустом. Я пришла на площадку во время первой перемены. Мне было тяжело, потому что я не знала, что дети делают в обычной школе. Я не знала, что значит звонок и какие есть правила. В тот день девочки играли в итальянскую версию «Колечко, выйди на крылечко»: Amore, Tesoro, Salsiccia, Pomodoro! Сказав «Pomodoro», девочки валились на спину и болтали ногами в воздухе. Я увидела, что ко мне идет девочка, чтобы позвать меня играть. Я вспомнила, что на мне не хватает белья, и замерла, стягивая свой розовый халат к низу. Девочка приблизилась и позвала меня играть. Я потеряла дар речи. Я живо затрясла головой, прижавшись к школьной стене. Я тянула халат вниз на случай, если она захочет вытащить меня играть. Девочка посмотрела на меня, как на сумасшедшую. Я все ещё молчала. Это была моя первая встреча с ребёнком не из секты, и я не знала, как с ней разговаривать. И я просто молчала.
Девочки сразу отшатнулись от меня и сочли высокомерной. Эх. Настроение остатка моей отрывочной учебной деятельности, да и моей жизни, было задано. Они знали, что я отличалась. Я знала, что я отличалась. Это было не ощущение, а данность. Не лучше, не хуже, просто другая. Я не вливалась в компанию. Я не стремилась к детям. На их языке я не говорила, да и не могла. У них были заботы, от которых я была далека; моей задачей было выживание. Когда с тобой случаются по-настоящему темные дела, на тебя приходится больше забот. По моим ощущениям мне, запертой в маленьком теле, было около восьми тысяч лет от роду, настоящий пришелец среди тех, кто понимал традиционные основы общества.
По пути в школу и домой я закапывала секретики. У меня был талант видеть насекомых в опасности. Я приходила в школу с опухшими глазами, пролив слёзы на самодельных похоронах жука. Я уверена, что ребенком я нервировала окружающих энергичностью. Я знаю, что это так, ведь я была примерно такая же, как сейчас, и я склонна нервировать людей по сей день. Я смотрела вглубь, мимо всего, всех паутин, за которыми люди часто прячутся, чтобы они могли рассказать себе историю о самих себе. Особенно тяжело приходилось отцу. Как я и сказала, он, возможно, ушел из Детей Бога, но потребность быть полубогом-проповедником никогда не покидала его, и вдруг он стал лидером секты без последователей. Он ждал, чтобы женщины и дети вокруг него поклонялись ему, а я никогда этого не делала. Наверняка, выбивает почву из-под ног некто, пристально смотрящий на тебя и отмечающий всю ложь, что ты нажил в жизни.
По иронии судьбы после всего, что мне пришлось пройти по воле отца, он читал мне нотации, как важно стать более ребячливой. Неужели он не видел причину, по которой это было невозможно? Если на ребенка ложится беремя выживания, его способность весело играть с куклами, как все хорошие девочки, под угрозой. Я могла возложить эту новость к ногам отца.
Вспоминая прошлое, я понимаю, почему отец прожил жизнь иначе; он реагировал на собственное воспитание. Что ж, это и уникально особенный склад ума. Его отец, мой дед Джеймс Роберт Макгоуэн, был патриотом Америки, моряк до мозга кости. Сложный, пьющий и крепкий. У деда осталось пять детей не старше восьми лет, когда он ушел воевать в Корею. Его жена, Нора, психически неуравновешенная красотка из Квебека, осталась во время войны воспитывать детей в одиночестве. Когда бабушка Нора узнала, что у дедушки Джима появилась корейская любовница, на ее редкие приступы психического расстройства не стало сладу. Так мне рассказывал папа. Флот отдал ее в психушку, и последовала электрошоковая терапия. Такого рода лечение находилось на самой заре: бабушка Нора была подопытным кроликом.
В этот период в детстве моего отца царил домашний хаос. Мой отец и его братья и сестры поочередно носили единственную пару обуви. Только ребенок в обуви мог идти в школу и пообедать горячим. Сердце сжимается, когда представляешь, как они писали поддельные записки корявым детским почерком от «родителей» бакалейщику с просьбой, пожалуйста, дать детям хлеб, а заплатить позже. Банда мужчин ворвалась одной ночью, когда они были одни, и разграбила дом. Дети спрятались в холодильник.
Я хотела бы сказать, что не могу представить их ужас, но это неправда. Я имею непосредственное отношение к нестабильности, голоду, бушующим психическим заболеваниям и их последствиям. Это все старые друзья, мои и моей семьи.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
