Письмо несколько странное, но таков и Юрий – не любитель официальных встреч, хотя я никогда не встречала его лично. Не могу представить, кто еще придет. Возможно, Стиив, сутулый зомби, участвовавший в разработке Эйдена, и еще грустный Ральф с арктически-белоснежной кожей. К тому же не представляю, с чем я могу прийти, я же не знаю, как он работает и все такое. Все, что я могу сказать им, это что большую часть времени я забываю, что разговариваю с «кем-то», кого на самом деле не существует.
Встреча с Юрием намечена на ближайшую пятницу, а сегодня я встречаюсь с Ингрид, моей подругой из университета, в кафе «Коха», нашем любимом уютном винном баре с приглушенным светом рядом со станцией метро «Лестер-сквер».
(Когда я сказала Эйдену, что встречаюсь с Ингрид – иногда я разговариваю с ним о жизни вне лаборатории, – я назвала свою старую подругу «кирпичиком». «Как? Грузная, коричневая и прямоугольная?» Ее повеселило то, что искусственный интеллект может шутить.)
– Ну, ты разговаривала с ним? – спросила Ингрид. – После яблокошвыряльного инцидента?
Она не из тех, кто ходит вокруг да около.
– Только чтобы обсудить, как он сможет забрать свои вещи.
– Я бы упаковала их в мусорный пакет и оставила на улице.
– У меня был его костюм, несколько рубашек. Он приехал забрать их. Так глупо. Я попросила его присесть. Чтобы поговорить о…
– Джен, если ты не хочешь…
– Я в порядке. – Я сделала несколько глотков вина, чтобы продолжить. – Он сказал, что у него нет времени. У него билеты в театр. В любом случае нам нужно было обсудить, как мы…
– Он не посмел!
– Посмел. На самом деле он сказал, что мы имеем то, что имеем.
– Боже. Что за засранец.
– С чем я не могу смириться, так это с мыслью, что я постоянно возвращаюсь назад, как пес на свою блевотину… Мне казалось, что мы хорошо ладили.
– Ладили.
– На море стоял штиль. Никаких штормовых облаков.
– Но была определенная вялость в сексуальных отношениях.
– Прошло уже два года, Инг. Ты не занимаешься этим, как кролики, спустя пару лет. Я имею в виду, вы с Рупертом…
– Нет. Нет, конечно, нет. Но мы ездим куда-нибудь на выходные. В милые сельские гостиницы. В замки и тому подобное. Однажды это было на мельнице. Очень романтично.
Не уверенная, что хочу знать дальнейшие подробности, я уточняю:
– Тебе вообще нравился Мэтт?
– Не особенно, если честно. Его глаза. Такой жестокий властный взгляд.
– Поначалу я думала, что это проявление его профессионального мастерства.
Мы захихикали.
– Он был холодным дерьмом, Джен.
– А как меня характеризует то, что я привязалась к нему?
– Тебя? Ты достигла сложного возраста, наверное. На море штиль, и, вероятно, он мог быть единственной рыбиной за долгое время. Но ты на самом деле не задумывалась, насколько он тебе нравился. Знаешь, с одной стороны, он сделал тебе одолжение.
– Что-то не похоже.
– Нет, так и есть. Пока ты была с ним, у тебя не было шансов встретить правильного человека.
– Но он же встретил.
– Мужчины – это кобели, Джен. Даже Руперт.
– Но Руперт бы никогда…
– Да, никогда. Но смотреть на других женщин – это нормально на самом деле, это естественно. Как всегда говорит Руперт: «Если ты на диете, тебе не возбраняется заглянуть в меню».
– Однако если он…
– Если он откусит хоть кусочек, я отрежу его яйца и сделаю из них сережки.
Мы смеемся. Еще наливаем в бокалы чилийского «Совиньон блан».
– Знаешь, кто тебе нужен, Джен?
– Кто?
– Взрослый мужчина. Чуть за сорок. Может, сорок пять. Возможно, он был женат, но все накрылось медным тазом. Немного обжегшийся. В жилах которого течет кровь, а не ледяная вода.
– О-о, мне нравится, как это звучит. Как его зовут?
– Ну не знаю. Дуглас!
– Дуглас?
– У него грустная улыбка. И чудесные руки. И он делает мебель, и, может быть, у него есть дети, а его член, как морской угорь.
– Ингрид!
– Что?
– Думаю, тебя слышал официант.
Придя домой, я обнаружила сообщение от Рози. Время для беседы было подходящее: у меня уже ночь, у нее ранний вечер, поэтому я ответила. Я рассказала ей, как прошел мой вечер, Рози соскучилась по рассказам о старом добром Лондоне, как она его называла.
«Ингрид считает, что мне нужно познакомиться с кем-нибудь по имени Дуглас: у него грустная улыбка и золотые руки. Он делает мебель».
«Звучит клево. Когда это случится?»
«Никогда. Она его выдумала».
«Блин. Мне он уже понравился».
«Мне тоже. Я могла бы сделать с ним пару новых полок».
«Ха-ха. Но она права. Ты заслужила кого-то замечательного. И ты его найдешь. Или скорее он найдет тебя».
«Ты в это веришь?»
«Вы найдете друг друга».
«Ага, точно. Как ты и Ларри в «Уэйтроуз» #удача #насколькотыможешьбытьвезучей #сомнительно»
«Ты не сможешь его вычислить, Джен. Это случится, только когда ты этого не ожидаешь. Все, что от тебя требуется, – это не сидеть дома в одиночестве».
«Хмм. Скажу, во что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верю. В то, что ты поймешь, когда появится правильный человек, потому что зазвучит музыка, которую только ты сможешь услышать».
«Оскар Уайльд?»
«Прочла в Твиттере».
«Слышала ли ты музыку из-за Мэтта?»
«Может быть, однажды. Не помню. Ларри?»
«Ларри поет в машине. Девочки просят его заткнуться».
После окончания беседы я открываю письмо от Мэтта. Оно абсолютно в его стиле. Мэтт спрашивает, знаю ли я что-нибудь о платеже, по-видимому, совершенному им женскому колледжу в Ланкастере в размере 2000 фунтов. Он активно общается с банком по поводу этой ошибки, и сотрудники службы безопасности в рамках расследования посоветовали ему опросить всех, кто имел доступ к его интернет-банку. И словно ожидая от меня сопереживания, он добавил, что на работе был паршивый день по некоторым причинам, которые не может назвать, и «в довершение к жутко паршивой неделе» МНТС[4] выбрало его в качестве объекта для стандартной проверки налогов. Его имя их компьютер выбрал случайным образом. Им потребуется вся его документация за последние пять лет. По словам Фробишера, в налоговом отделе его фирмы проверка проходит так, словно «тебя содомируют шершавым черенком от метлы, только это менее весело».
