– Есть, есть у нее время, джентльмены, – добродушно вмешался в разговор Уотни Элиот и схватил дочь за руку, не позволяя ей уйти к стойке. Безусловно, он заметил у Пиггота туго набитый кошелек, поэтому зло посмотрел на Женевьеву и, толкнув ее на табуретку, приказал: – Ты будешь разговаривать.
Рурк заметил, какой ненавистью полыхнули глаза девушки, и у него пропало всякое желание продолжать беседу. Кроме того, он уже порядком выпил в других кабачках и был явно не в состоянии занимать кого-либо разговорами. Но все-таки что-то заставило его спросить:
– Это твой отец?
Женевьева кивнула.
– Он плохо с тобой обращается.
– Я ничего не могу с этим поделать.
Рурк сжал кулаки. Его обида за собственное сегодняшнее унижение переросла в обиду за девушку.
– Почему же ты не уйдешь, Дженни?
– А куда мне идти? – ответила она вопросом на вопрос.
Рурк внимательно посмотрел через стол на Пиггота.
– Например, можно уехать в колонии. Мой друг из Вирджинии утверждает, что это земной рай.
Лицо девушки озарила искра любопытства; глаза в густых ресницах неожиданно засияли от внутреннего света. Однако, к величайшему разочарованию Рурка, этот взгляд предназначался Пигготу.
– Скажите, пожалуйста, сколько же правды во всех этих разговорах про Вирджинию?
Рурка охватило грустно-мечтательное настроение. Он откинулся на спинку стула и, пригубив из кружки пива, приготовился слушать. Вирджиния была любимой темой Пиггота, и он с азартом принялся расписывать совершенство своей новой родины: обширные изобильные фермы, реки и леса, полные рыбы и дичи, процветающие города…
Однако, по мере того, как оживлялась девушка, Рурк мрачнел все больше и больше. Он отчаянно хотел попасть в Вирджинию. Но осуществится ли его мечта?
Наконец Пиггот закончил рассказ и, высоко подняв кружку, провозгласил:
– За Вирджинию!
Женевьева заметила удивление на лицах нескольких сидящих рядом с ними посетителей. Все еще прекрасно помнили о прошлогоднем «Бостонском чаепитии»,[3]поэтому тост прозвучал, по меньшей мере, странно.
Но Женевьева Элиот улыбалась. Правда, улыбка предназначалась не Рурку, но она была такой сияющей, что даже растрогала его.
Между тем, Пиггот предложил поиграть в карты в комнате за пивной. Молодой человек неохотно поднялся и последовал за ним.
Уотни Элиот резко приказал дочери отправляться следом за клиентами. Скрыв неприязнь к отцу, Женевьева послушно, как это делала обычно, выполнила его требование и вошла в неприглядную пыльную комнату. Мужчины уже уселись кружком за картами и не обращали на девушку никакого внимания. В этот момент со стола упала кружка, пиво растеклось по полу, и Женевьева привычно принялась за уборку.
Время от времени она бросала на Генри Пиггота внимательный взгляд: ей никогда еще не приходилось встречать человека из колонии. Безусловно, это был странный тип, которому вряд ли можно полностью доверять, но, тем не менее, он обладал определенной элегантностью и необычной манерой речи, отличавшей его от англичан. Судя по всему, одежда Пиггота явно знала и лучшие дни, да и сам он был далеко не первой молодости. Из рваных перчаток торчали короткие толстые пальцы; в одной руке Пиггот держал зубочистку из слоновой кости, которую время от времени использовал по назначению.
Все это время Рурк Эдер стоял в дверях комнаты. Его пристальный взгляд смущал девушку. Молодой человек, безусловно, был очень красив, но Женевьева не могла бы сказать, что он ей нравится. Она почему-то нервничала, отвечая на его прямые вопросы, и чувствовала себя неловко под внимательным взглядом, в котором читалось понимание беспокойства, терзавшего девушку.
Женевьева отметила про себя, что у Рурка хватило здравого смысла не садиться за карты: Уотни Элиот был профессиональным шулером.
Под давящим взглядом молодого человека Женевьева неожиданно уронила глиняные миски, которые держала в руках. Они упали на пол и разбились со страшным грохотом.
Один из мужчин поднял голову:
– А твоя дочка все хорошеет, Уот.
– Она не в твоем вкусе, Сим. У нее в голове всякие затеи, – пьяно рассмеялся Элиот.
Женевьева недовольно поморщилась и принялась собирать черепки. К счастью, праздный разговор уже свернул в другое русло: игроки начали расспрашивать Пиггота о Вирджинии. Сквозь шум спора и звон монет Женевьева услышала, что он, оказывается, был агентом Корнелиуса Калпепера, табачного плантатора.
– Через несколько дней я должен отплыть из Бристоля на «Благословении». Остается совсем мало времени, чтобы закончить последнее порученное мне дело, – заявил Пиггот.
Честер Моллз, один из завсегдатаев кабачка, вопросительно поднял бровь:
– Я считал, что в Лондоне ты торгуешь хозяйственными товарами. Судя по всему, ты не очень усердствуешь в этом.
Пиггот кивнул лысеющей головой:
– Все это так. Но, кроме этого, мне поручено найти для мистера Калпепера жену. Он уже давно безуспешно пытается сделать это, но в западной части Вирджинии женщины – редкость.
– Да что ты говоришь?
Пиггот снова кивнул:
– Раньше женщин привозили туда на кораблях: шестьдесят-семьдесят за рейс. Все, что нужно было сделать, чтобы получить жену, – это оплатить ее проезд, который равнялся ста двадцати фунтам табака. Сейчас это не принято, а у нас в некоторых округах на четырех мужчин приходится только одна женщина. Сами понимаете, это не слишком много для таких молодцов, как колонисты. У меня на руках есть приличная сумма, но я до сих пор никого не нашел. Те, которые подходят, не соглашаются, а те, кто готовы ехать, вряд ли окупят стоимость дороги.
Мужчины от души посмеялись над таким затруднением Пиггота и снова вернулись к игре.
Женевьева собрала осколки и вышла, чтобы выбросить их в мусорное ведро. Когда она вернулась, Рурк все еще стоял в дверях, наблюдая за картежниками.
– Ты не можешь играть, раз тебе нечего больше ставить на кон, – заявил Пиггот Элиоту.
У остальных уже не осталось карт, поэтому игра шла только между ними.
– Я найду что-нибудь, – настаивал Уотни, прижимая свою колоду к груди.
– Так на что же? – неожиданно деловым тоном спросил Пиггот.
Налитые кровью глаза Элиота лихорадочно блестели: он искал выход из этой ситуации. Ему отчаянно хотелось продолжить игру. По выражению его лица было видно, что он уверен в выигрыше.
