Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Стас жил неподалеку и часто приходил в контору рано, когда Москва только начинала пробуждаться. Во дворе «Автотрансрекламы» рос тополь с необъятным стволом, и чтобы войти в невысокую, просевшую дверь агентства, надо было обогнуть древнее дерево. Стасу казалось, будто он находится в уютной дореволюционной деревне: шелестели листья июльским утром, косолапо, у самой земли притулились окошки «гончаровского» дома с флигелями.
Художественный редактор Мила попала в «Автотрансрекламу» после полиграфического института, ей нравилось работать с фотографами и художниками, лишь бывало неловко, когда в день выплаты гонораров они по традиции приносили в отдел торты и пирожные. Потом Мила привыкла. Художники пообщительнее приходили с бутылками вина, балагурили, ухаживали за сотрудницами. Стас чтил традиции, с гонорара шел в кондитерский к Никитским воротам, становился в очередь, покупал три торта — «Абрикотин», «Ленинградский», «Прага»; для бухгалтерии, в производственный отдел и в редакцию.
Однажды в проливной дождь Мила и Стас стояли у раскрытой двери агентства, наблюдали желто-зеленую, пузырящуюся сбитой пыльцой лужу вокруг тополя. Это был шквальный ливень, который случается иногда ранним летом в Москве. Около дерева было оставлено немного земли, а вокруг лежал потрескавшийся асфальт — поэтому лужа получалась почти квадратная, она быстро переполнялась, перетекая к порогу «Автотрансрекламы». Миле надо было попасть через двор в другой флигель, в производственный отдел, но выйти было невозможно. Молчали, лишь улыбнулись друг другу, когда дождь стал стихать, затем Мила храбро ступила в воду и выбежала, прикрывая голову картонной папкой для бумаг. Стас пожалел, что не решился пойти рядом с ней, не защитил. По дороге домой он думал о ней с нежностью и напевал песню Градского: «в полях под снегом и дождем, мой милый друг, мой верный друг, тебя укрыл бы я плащом от зимних вьюг, от зи-имних вьюг».
Стас становился профессионалом: докупал нужное оборудование, заводил знакомства, учился работать со светом. Он хорошо чувствовал композицию, мог смело сочетать предметы, придумывать неожиданные образы для своих моделей. Варварины знакомые актрисы соглашались бесплатно участвовать в его съемках, с ними Стас сделал серию слайдов, на которых женские лица были расписаны листьями, цветами, абстрактными узорами. Время было благоприятно для экспериментов, люди воспринимали искреннее творчество с вниманием и благодарностью. У Стаса стал вырабатываться собственный стиль: он снимал своих моделей очень близко, нарочито сокращая психологическую дистанцию.
«Совтрансавто» заказало экспортный вариант перекидного календаря, со слайдами Стаса. Это был его первый крупный гонорар, и когда вся редакция «Автотрансрекламы» поехала в Таллин на экскурсию, он поехал с ними.
Спустя полтора года Стас женился и несколько лет жил за границей, работал фотокорреспондентом АПН.
Вновь Мила и Станислав встретились спустя годы в редакции московского журнала. К тому времени он стал известным мастером, развелся. При встрече Стасу показалось, что его знакомая изменилась мало — тот же пучок на голове и брючный костюм, похожий на прежний. Во времена, когда все вокруг теряло свои формы и свойства, его привлекла именно эта неизменность. И еще, пожалуй, непритязательность Милы: она говорила, что ей нужно общение, иногда ласка, но главное — дружеское взаимопонимание. Разговоров о детях и о браке между ними не возникало. Получились долгосрочные «отношения», удобные для обоих: Стас жил с матерью, хотя и ночевал в квартире рядом, в студии. Мила тоже жила со своей матерью, с юности ухаживала за ней, болезненной. Миле и Стасу нравилось, что не надо ночевать вместе и вести общее хозяйство. У них были общие радости — концерты, театры, теннис. Варвара вслух удивлялась верности сына «неперспективным» отношениям, периодически вопрошала с напором: «Скажи, кто она тебе — жена, любовница?!». — «Партнерша по теннису», — отшучивался Стас. Ему было жаль заочно обижать Милу, но и заступаться лень. Больше всего хотелось, чтобы обе женщины, мать и подруга, не мешали по ночам читать, спать до полудня, и в остальное время заниматься работой.
* * *
Стас увидел Милу издали, ему отчего-то стало ясно, что их встречи никогда в будущем не смогут его удивить или взволновать. «Будто встречаюсь с пожилой родственницей, благотворительствую…», — подумал он.
— Поблизости три аптеки. Пройдешься со мной? — лицо Милы было озабоченное как у больной девочки.
— Конечно, — Стас взял ее под руку. Они гуляли по Патриаршим.
Мать Милы болела, на сей раз, по словам дочери, серьезно.
— Через пару недель смогу дать еще, — Стас положил ей в сумочку пятьсот долларов.
— Спасибо, у меня деньги есть.
— Пусть еще будут.
Стас отчетливо увидел седину на висках Милы и в который раз подумал, что хорошо бы она перестала собирать волосы в пучок на затылке, выставляя седину напоказ. Его мать всегда высмеивает эту прическу.
— Ты так поцеловал меня, — шепнула Мила.
— Как?
— Клюнул и все.
— Поцеловал как всегда. Уезжаю на несколько дней.
Мила зашла в одну аптеку, затем в другую, Стас ждал на берегу пруда. У берега плавали два лебедя, белые. Один лебедь, более активный, нырял опуская голову под воду, и его тело правильной каплеобразной формы оставалось на поверхности, напоминая тугой бутон большого цветка.
— Когда пойдем играть? — спросил он, когда Мила вернулась и стала перебирать коробочки, сверяясь со списком лекарств.
— Нет настроения, не сердись, маме плохо.
— Я понимаю.
— Как Варвара Ивановна?
— Нормально. Я провожу тебя.
Проводить означало пойти домой к Миле; они давно не занимались любовью, уже несколько недель.
— Извини — мне на рынок, потом в больницу к маме.
Стас ничуть не расстроился. «Может, мне вообще больше не нужна женщина?» — вдруг пришло ему в голову, и было непонятно как отнестись к этому: может дефект, а может — освобождение.
— Когда же мы увидимся? — спросил Стас.
Ее взгляд, застенчивый, отчего-то виноватый, тронул Стаса. Нелогично возникло: наверное, я могу или должен сейчас предложить формально закрепить нашу родственность. Он мог представить Милу своей женой: есть нежность, многолетняя привычка, им комфортно вдвоем. Глупо от брака ждать большего. Тем более Миле сейчас нужна поддержка. Он подумает обо всем этом в поезде и во время одиноких прогулок по Таллинну. Она торопилась уйти, и Стас взял ее всегда прохладную руку, удержал пальцы, робкие как сама Мила:
— Тебе счастливого пути, — сказала она.
— Давай держись, — напутствовал он.
В редакции оформили командировку, главный редактор обрадовался идее поснимать Таллинн. Свободный день перед поездкой Стас посвятил НЕБУ. Он снимал облака, собирал снимки, потом экспериментировал с ними. У него было аккуратно рассортировано: южное НЕБО, ночное НЕБО, НЕБО осеннее и летнее, НЕБО улыбающееся и грозное. Стас никому не признавался, что ожидает однажды увидеть нечто помимо облаков, птиц и редких самолетов. То, что не снимал. Это нечто, иногда фантазировал Стас, может быть посланием человечеству. А может — ему лично. Послания наверняка передаются во многих формах, любой элемент природы способен дать важные сигналы. Большинство из них, вероятно, может дойти через НЕБО — единственное место, которое человек почти не может загадить. Знаков в НЕБЕ множество, был убежден Стас, он намеревался терпеливо, втайне от других, наблюдать за этой независимой частью пространства. Редкие человеческие амбиции дотягиваются до НЕБА. Строго говоря, НЕБО вообще не существует, есть пространство вокруг земли, но почему люди воспринимают его одинаково? Мы редко осознаем, что над нами мир, полный событий, как если бы НЕБО было плоским побеленным потолком. Такое НЕБО соответствует нашей приземленности.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
