Так вот, если дух еще не слишком далеко ушел по бесконечной дороге, его можно было вернуть, пускай и на время. Вот это-то мастерство и считалось грязным (хотя многие тайно прибегали к услугам подобных специалистов).
Конечно, удерживать бестелесный дух сложно, а расспрашивать и того сложнее, поэтому ему требовалось материальное вместилище. Кое-кому везло (тут Вера нервно усмехнулась), их могли вселить в тела лишенных разума людей, но на всех таких не напасешься. Приходилось заключать духов в… да хотя бы в предметы. И хорошо, если, узнав все интересующее, грязных дел мастер отпускал духа с миром! Но ведь мог и позабыть о нем, и нарочно оставить в таком состоянии… Да и самому ему ничего не стоило умереть в любой момент.
Соль Вэра интересовалась этим искусством не меньше, а может, и больше родного отца, а потому замыслила сложный план, учитывая многие нюансы. И, похоже, сумела его исполнить.
Тело, если одновременно мыслить в здешних понятиях и переводить на понятный Вере язык, — это просто вместилище, сосуд. Если угодно — девственно-чистый компьютер: ни данных, ни операционной системы…
Дух в этом случае — это личность человека и его память, весь накопленный за годы жизни опыт и умения. Именно поэтому его можно допросить даже после гибели физической оболочки: память остается при нем, будто в облачном хранилище. Ничто не исчезнет, пока сам дух не уйдет настолько далеко по бесконечной дороге, что растеряет воспоминания и позабудет даже свое имя.
Все это Соль Вэра прекрасно знала, а потому понимала, что отцу не составит труда вернуть ее и вселить хоть в деревянную лошадку. Она же не собиралась позволить ему распоряжаться собою даже после смерти, а потому затеяла почти невозможное: разделение духа на составляющие. Чтобы память осталась в мозгу еще живого тела, а вот личность — личность должна была исчезнуть. И тогда призывай дух, не призывай — толку не будет. Не обремененный памятью многих лет, он устремится по дороге Предков так быстро, что скоро исчезнет в немыслимой дали.
Возможно, займись Ханна Соль этим сразу же, он успел бы изловить дух дочери, но он был слишком далеко: от столицы до этой глуши не один день пути. С сообщением о случившемся наверняка бы затянули, гонец по такой непогоде добирался бы долго… Словом, к тому моменту, как Ханна Соль примчится сюда, время будет безнадежно упущено, и безутешный отец останется, фигурально выражаясь, с прекрасным, но совершенно бесполезным компьютером на руках. Да, он функционирует, данные хранятся где-то там, только добраться до них извне невозможно. Даже если подселить в это тело другой дух, воспоминания предыдущего владельца не станут ему доступны, так что устанавливай новую операционную систему, не устанавливай — все едино.
— Похоже, ты была редкой стервой, — шепотом произнесла Вера. — Сотворить такое… И чего ради? Отцу отомстить? Что он тебе такого сделал-то?
Ответа не было. Вернее, был, но слишком уж расплывчатый: похоже, личные воспоминания Соль Вэра унесла с собой, оставив только то, что касалось ее исследований. И ухитрилась ведь разделить и рассортировать!
— А я, значит, случайно инсталлировалась в это тело, когда дух Соль Вэры еще не отлетел, — пробормотала Вера, вспомнив, что чужое тело ощущалось, будто одежда не по размеру. Теперь вот село как родное, нигде не жало. — Почему, интересно?
«Боль твоего сердца», — вспомнились почему-то строки письма. Верно, покалывало у нее в сердце, но она привыкла не обращать внимания на такие мелочи, а врач-то говорил, что инфаркт год от года молодеет. Да, еще и сорока нет, ну так что ж?
«Должно быть, просто совпало, — решила Вера и обхватила себя руками — от таких мыслей сделалось зябко. — Она умерла здесь, а я — там. Но она сделала это слишком уж замысловато, а почему меня притянуло в ее тело… Да кто ж поймет! Может, Соль Вэра разобралась бы, что к чему, да ее теперь уже не дозовешься… Только у меня в голове все, что она успела узнать за целую жизнь, так что, может, и я дотумкаю, что это за сопряжение сфер такое произошло. Только это не первоочередная проблема! Раз уж я тут, придется изображать ее. Удачно, у нас даже имена похожи. Хуже, если б пришлось привыкать к какой-нибудь Галаратуниэли… Но я же не знаю, зачем ее сослали сюда! И вправду ли сослали? Или она присочинила? Что я должна была здесь делать? И, главное, как выкручиваться?..»
Идей не было, разве что изобразить амнезию, но это Веру не устраивало.
— Ладно, попробуем разобраться в процессе, — пробормотала она. — Раз она писала письма, значит, есть и другая корреспонденция. Если Соль Вэра ее не уничтожила вместе со своими заметками, конечно… Но что-то непременно должно найтись! Документы хотя бы, верительные грамоты…
Вера решительно встала: нужно было как следует поискать в шкафах, среди книг — вдруг найдется хоть что-нибудь полезное? Только вот темновато, мельком подумала она, еще люстру бы зажечь…
Рука будто сама собою сделала короткий жест — на мгновение полыхнули золотом нити татуировки, — и комнату залил ослепительный свет. Громадная люстра под потолком вспыхнула всеми огнями, и буря с молниями неожиданно превратилась в закат над морскими волнами, в которых резвились скаты.
— Вот это сервис, — сказала Вера, проморгавшись. — Я, значит, еще и колдовать теперь умею? А…
Закончить мысль она не успела — незнакомый мужской голос встревоженно позвал:
— Хозяйка! Хозяйка! Почему сделалось так светло? Вы раздумали умирать? Или вы в предсмертных корчах сшибли свечу и теперь огонь пожирает ваше прекрасное тело?
— Ты… ты где? — после паузы выговорила Вера.
— Где же мне быть? В темном углу, где вы определили мне место! Но, — добавил незнакомец, — вы занавесили меня своей кружевной сорочкой, и хоть я не отказался бы поглядеть на ее содержимое, сама она тоже очень даже ничего…
Вера огляделась — голос действительно шел из темного угла, где что-то светлело, — и решительно подошла поближе. Сдернув означенную сорочку (и еще с полдюжины тряпок разной степени прозрачности) с какого-то предмета, она с удивлением увидела зеркало — самое обычное зеркало в человеческий рост, в массивной оправе, на звериных лапах. Правда, оно ничего не отражало, но удивляться Вера уже устала.
— О! — Голос определенно доносился из зеркала. — О лучшем я и мечтать не мог, прекраснейшая из хозяек! Стан ваш подобен гибкой иве, кожа сияет золотом, а…
— А сосцы мои — как двойни молодой сабулаки? — хмуро закончила Вера. Слова «серна» в этом языке не нашлось.
— Какое сравнение! — восхитилось зеркало. — Это вы сами придумали или вычитали где-то?
— Придумала, — соврала она, решив, что вряд ли здесь кто-то слышал о «Песни песней», равно как и о многом другом. — Вот что, друг мой…
— Хозяйка назвала меня другом!
— Не перебивай! — рявкнула Вера. Ей не хотелось этого делать, но чувствовалось, что иначе зеркало не заткнуть. — Кстати, как тебя зовут?
— Вечером хозяйка изволила даровать мне имя Болван, — охотно сообщило оно. — Вчера я был Недоумком, позавчера я ехал в багаже, и обо мне говорили просто «клятое зеркало, раскокаем — госпожа нас убьет», а до того…
