С этим она выскользнула из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив Тадухеппу наедине со своими фантазиями.
На следующий день обоз с невестой фараона отправлялся в дорогу. Перед отъездом вся царская семья отправилась в местечко Кумме — центр почитания верховного бога митаннийцев, Тессоба. Рано утром хмурая, невыспавшаяся царевна прошла мимо своей наставницы, не удостоив ту взглядом. Шубад нагнала ее уже во дворе.
— Ты не выглядишь отдохнувшей, ваше высочество.
— Оставь меня, Шубад. Я сыта по горло твоими уроками. Дай мне спокойно попрощаться с родным домом, — нервно ответила Тадухеппа и поспешила отойти от жрицы.
— Но ты все равно остаешься моей ученицей, а я — твоей наставницей. Это воля твоего отца, — сказала Шубад вдогонку и слегка усмехнулась.
Весь оставшийся день она старалась держаться в тени. Царская семья прощалась с Тадухеппой, во дворе слышался и церемониальный, и вполне искренний плач. Царевна была облачена в серую хламиду, на голове красовался венок из дубовых листьев — обрядовое облачение. Царь держался прямо и сухо, лишь изредка наклоняясь к дочери, чтобы дать последние наставления. Сестры рыдали, не таясь, братья стояли молча, сцепив зубы и сжав кулаки. Рабы поспешно грузили телеги, чистили оружие, снаряжали лошадей.
Тадухеппе позволили ненадолго зайти в зал приемов, чтобы окинуть прощальным взглядом сердце митаннийской державы. Она медленно прошлась вдоль стен каменной кладки, словно пытаясь рассмотреть все их трещинки, запечатлеть в своей памяти все узоры из волнистых линий, которыми были расписаны толстые круглые колонны. Она ступила на середину зала, обошла огромный очаг, выложенный голубым речным камнем, приблизилась к высокому деревянному трону своего отца. Толстый цветастый ковер, разложенный на троне, чтобы его величеству было мягче сидеть, свисал по бокам и прикрывал головы двум могучим каменным быкам, поддерживающим подлокотники трона с двух сторон. Усевшись на ступеньку у подножия трона, где она обычно занимала место рядом с отцом, Тадухеппа подняла глаза к потолку. Высокий, в перекрещенных балках из ливанского кедра, он был выкрашен голубой краской, как небо. Смигнув слезы, царевна насупилась и сказала еле слышно:
— Я не предам тебя. Я тебя больше никогда не увижу, но я буду тебе служить до конца дней.
Она сама не знала, к кому обращается — к отцу, или к семье, или к стране. Скорее всего, сейчас все это слилось для нее в нечто единое и неразделимое.
— Ваше высочество, обоз готов, — сообщил придворный конюх, почтительно склонившийся в конце зала, и Тадухеппа поднялась.
— Что ж, едем.
Царская семья отправилась в Кумме на колесницах, а обоз неспешно следовал за ними. К тому времени, как поезд невесты прибыл на место, служения в храме Тессоба, бога-громовержца, уже подходили к концу. Шубад, ехавшая с обозом, остановилась у мрачного строения из черного камня с плоской крышей и рядом квадратных колонн на фасаде. Из высокого, но узкого дверного проема показались Тушратта, Тадухеппа и верховный жрец. Шубад с презрением посмотрела на служителя варварского, с ее точки зрения, культа. Жрец с длинными взлохмаченными седыми волосами, одетый в черный балахон весь в маслянистых пятнах, похожих на кровь, любовно поглаживал белый череп собаки, болтавшийся у него на поясе. Пронзительным, высоким голосом он выкрикнул заклинания и перевязал тряпкой руку царевны, которую перед тем сам же и порезал кремневым ножом. Кровь царской дочери окропила подношения Тессобу — хлеб, вино и баранью голову, оставшиеся на алтаре в глубине храма.
Здесь, на пороге Дома Тессоба, произошло прощание Тадухеппы с отцом. Впервые за все время Тушратта дал волю своим чувствам и обнял любимую дочь. Смахнул слезинку, предательски просочившуюся из глаза, решительно оттолкнул дочь и вместе со жрецом зашел обратно в храм, чтобы продолжить молитвы. Тадухеппа же отправилась в свою повозку, где ее ждала Шубад. Не говоря ни слова, царевна легла на скрипучий пол, устланный мягкими шкурами, завернулась в покрывало и отвернулась к стене. Так она лежала весь день и всю ночь, и Шубад ни словом не потревожила ее.
На следующий день обоз уже подошел к Евфрату и свернул вдоль реки. Возглавлял его отряд митаннийских воинов, замыкали — отборные воины египетского войска под началом посла Мени. Митаннийцы были одеты в длинные пестрые халаты и шерстяные колпаки. Египтяне же явно не рассчитывали на холод, они зябко переминались голыми коричневыми ногами, торчащими из-под коротких холщовых юбок, и кутались в волчьи шкуры, любезно одолженные Тушраттой. Царевна во все глаза смотрела на их необычное обмундирование, плетеные шлемы и большие прямоугольные щиты. У митаннийских воинов щиты были маленькие и круглые, но они все равно выглядели более защищенными в своей плотной одежде и кожаных жилетах с медными пластинами. Голые тела египтян укрывали кольчуги, похожие на рыбью чешую, весьма хрупкие на вид.
Мени все время находился неподалеку от повозки царевны, вместе с командиром митаннийского отряда. Сам обоз состоял из нескольких десятков больших крытых повозок, в которых уместился штат прислуги Тадухеппы, писцы и соглядатаи Тушратты, а также подарки фараону. Рядом конюхи гнали табун лошадей, кругом сновали разведчики, готовые в любой момент предупредить об опасности. За несколько дней до отправки обоза из Вассокана выехали гонцы, которые разносили грамоты митаннийского владыки по всему пути следования невесты фараона. Маршрут составили так, чтобы путь пролегал как можно дальше от границ с Хатти. Но это вынуждало делать слишком большой крюк в пустыню, где существовала угроза нападения кочевников. Путь предстоял долгий и опасный, поэтому все были начеку.
Как только Тадухеппа проснулась утром следующего дня, Шубад как ни в чем не бывало сообщила:
— Здесь у нас не будет возможности попрактиковаться в танцах, поэтому все время поездки я посвящу искусству массажа. Я покажу тебе множество точек на теле человека, которые отвечают за наслаждение и за боль, за здоровье и даже за смерть. Я научу тебя, как с помощью массажа можно заставить человека расслабиться так, чтобы он уснул под твоими руками. Или, наоборот, возбудиться так, чтобы он весь дрожал как в лихорадке. Или кричал от удовольствия. Или плакал от бессилия.
— Шубад, прости, что я была груба с тобой, — тихо проговорила Тадухеппа.
— Груба, ваше высочество? Я ничего такого не заметила, — насмешливо ответила жрица, но, видя, что ее подопечная искренне раскаивается и очень расстроена, серьезно прибавила: — У тебя не получилось, да? — Тадухеппа кивнула, а Шубад продолжала: — Тебе понравились твои ощущения, ты захотела больше. Внизу живота появилась дразнящая щекотка, которая будто приглашала тебя. Ты попыталась поймать эту щекотку, нащупать то место, ту точку, в которой концентрируется эта щекотка. Но ничего не получалось. Это место словно ускользало от тебя, побуждая продолжать терзать себя и выматываться от бессилия.
— Откуда ты знаешь?
— Все люди устроены одинаково, моя царевна. Не могу сказать за мужчин, но многие женщины проходили через этот первый неудачный опыт. Лишь редкие счастливицы познают все с первого раза.
